Юлия с самого раннего детства знала, что ее сложно назвать симпатичным ребенком, и, когда Дана засыпала ее колкостями, приняла это за честность и стала расти вокруг ног подруги, как плющ.
Да, сутулая, да, чересчур высокая, с длинным носом, скорбными уголками широкого рта. Как хочешь назови, все будет правдой. Не гони только.
Юлия очень старалась быть полезной: поддерживала каждую идею, смеялась каждой шутке, держала за руки, чтобы Дане было сподручней колотить. Проси, о чем угодно, только не гони.
И Дана не могла прогнать. Только не Юлькина покорность ей была нужна. По настоящему равной она считала только одну девочку — Магдалену. И потерю ее симпатий всегда расценивала как удар. Семья Даны хоть и была очень богата, но не могла похвастать громкой фамилией или знаменитыми предками. Магда была в родстве с князьями, ее отец сражался за восточные границы с большевиками, а мать прославилась на сцене.
Дана следовала последней моде — Магда была элегантна даже в коричневой форме. То, что Данута выцарапывала с трудом, Магде было дано от рождения. Все, о чем Дана мечтала, — это сломать ее.
Но теперь страшный секрет Дануты прятался у Магды под боком. Кася могла открыть рот в любой момент. Когда после третьего звонка по всему особняку с тающим гулом гаснет желтый электрический свет, этой любительнице вонючих крыс, блаженной Кассандре, ничего не стоит высунуть свой мерзкий носик из-под одеяла, протянуть руку к Магдиному матрасу и прошелестеть:
— А ты знаешь, что Данута… Ты представляешь, что Дануту… на моих глазах!
И Магда округлит голубые глаза, накрутит на тонкий палец черный локон:
— Серьезно? Вот мерзость! И мы едим за одним столом…
И они стали бы шептаться всю ночь, и шепот их становился бы все громче, он потряс бы особняк до каменного основания, лежащего глубоко под землей, а утром Дана была бы уничтожена. Так, что даже золы бы не осталось.
Мысли о разоблачении лишили ее сна, давили камнем на ребра, выстуживали кровь до колких льдинок.
«А вдруг уже сегодня?..» — думала она и со стоном вгрызалась в подушку.
Ее страх превосходил тот, что испытывала Кася перед возмездием. Все потому, что Касе было Дану жаль. В силу своей неискушенности она не вполне понимала, что значила увиденная ею сцена, но догадывалась, что это был только легкий отголосок того, что творится в доме одноклассницы. Что это неправильно и, вероятно, мучительно. Почти как вспоротый живот.
Итак, Дана была окружена врагами. Сестра Беата поправилась за зимние каникулы и с особым рвением взялась за пансионерок. Кася Монюшко хранила за сомкнутыми губами смертельный яд. Дома у нее ни разу не получился трюк с жертвой, и она справедливо решила, что мстительный дух обитает только в пансионе. Теперь же пришло время снова дать ему пищу.