Теперь я не вправе бросать Морозовскую больницу, так как в мае было много кандидатов на это место, – предпочли меня. Сейчас же ищущая публика разошлась, заменить меня некем, тем более что призыв врачей все-таки возможен.
Дальше – куда я могу поехать? Ты пишешь – к Оле. Туда-то как раз я и не могу поехать. Оля с мужем выбиваются из сил, чтобы справиться с хозяйством, так как рабочих сил нет. Приехать к ним и ничего не делать самой, это антиморально; работать с ними я не могу. Положим, что я буду платить за содержание, но всё равно это не спасет от несомненного непонимания друг друга. Я всячески стремлюсь к удобствам для Иринки – там, в страдную пору быть их не может. Ехать на дачу в наш небольшой участок тоже не представляется возможным, так как дача совсем развалилась, да и нужно вести самой всё хозяйство. Продукты же там, говорят, еще дороже, чем здесь.
В Кострому я тоже поехать не могу. Единственное место, куда еще бы я могла поехать – это к М. Ф. Моргуновой под Озёры Московской губ.[538] Думаю, что она не отказалась бы взять нас на пансион. Страшна только дорога, так как сейчас ехать с маленьким ребенком почти нет никакой возможности.
А затем, милый, какой уж для меня будет отдых, когда неизвестно, что сулит осень. Впрочем, обо мне не может быть и речи, весь разговор об Иринке. Ей, конечно, здесь хуже, чем в деревне в смысле воздуха, но зато всё, что я могу, я делаю для нее; в другом же месте я не хозяйка.
Относительно осени – я сделаю всё, чтобы остаться нам в Москве – во-первых, потому что для тебя сейчас необходима Москва; во-вторых, только здесь мы оба найдем соответствующую работу; в-третьих, если будет голод, он будет везде; в-четвертых, порванные связи восстанавливать труднее.
Если же ничего мы не найдем, то тогда я с Иринкой уеду, а ты кончай стаж. Легче восстановить потом и мои связи с Москвой.
12/VI. 1917 г.
Жарко, Ежик! Голова совсем пустая от мучительного желания спать. Мечтаю хоть раз выспаться, когда ты приедешь.
Девочка тоже влажная, от пота появилась сыпушка на ручонках, оспа не привилась.
Такая масса детей страдает теперь поносом, что мне страшно становится за Иринку. <…> Если она заболеет, не могу себе представить, что станет со мной. Она так очаровательно улыбается, что я на миг забываю все свои горести.
Сегодня была у нас Вера Петровна[539]. Очень долго любовалась девочкой и восхищалась ее воспитанием. Она лежала в кроватке и занималась игрушками. Действительно, она очень мало капризничает, она весела и играет при условии, чтоб кто-нибудь сидел возле нее.