— Пойдем-ка, в сенях будем спать…
Хадия от пережитого всю ночь не сомкнула глаз, убийца спокойно похрапывал с ней рядом, словно и не было на его совести совершенного вечером преступления. Да и убитый им русский тот еще хват. Уж не из тех ли каторжников они, о которых когда-то ей рассказывал отец? Пожалуй, этому душегубу и ее, Хадию, ничего не стоит зарезать. Ночью, пока она будет спать, он всадит ей под сердце нож, чтобы не оставлять свидетеля убийства! Самой-то ей все равно, но ребенок!
Однако ничего за ночь не произошло. Может, страхи Хадии были напрасными и Махмут не собирался ее убивать. А может, решил сделать это в последний момент, перед уходом.
С утра пораньше он молча собрался, прихватил узду и так же молча ушел из дома. В тот день не вернулся. Не появился и на второй, и на третий день, чтоб он в трясину провалился! А Хадия, не решаясь входить в дом, где лежал убитый, ночевала в сенях и из еды готовила себе только чай на костре во дворе.
На третьи сутки у нее затеплилась надежда: может, покарала судьба насильника и убийцу? Решившись сходить на поиски, Хадия обошла за день окрестности вокруг хутора, но нигде ни живого, ни мертвого Махмута не обнаружила.
К вечеру она добрела до тебеневки, где по старой привычке иногда паслись Рыжий жеребец и оставшиеся кобылицы. Табун и впрямь был на месте. Кобылицы стояли, сбившись в кучу, а Рыжий хаотично и бессмысленно метался по поляне, надрывно ржа, и глаза у него были налиты кровью и совершенно безумны. А на краю поляны… Уж не Махмут ли это лежит в неловкой позе?!
Подойдя поближе, Хадия испугалась и обрадовалась одновременно: мерзавец был мертв. Лица его было не узнать, копыто коня угодило прямо в лоб со страшной силой, целыми остались только нос и рот, верхняя часть головы превратилась в сплошное кровавое месиво. Хадия в сердцах сплюнула на покойника и мысленно поблагодарила Аллаха за избавление от мучителя. Она еще не ведала, что мучения ее только начинаются…
Если Хадия не отправится в Асанай, она не выполнит завет матери… «Уйду сегодня же», — решила она. С этой мыслью девушка и поспешила на заимку.
А там — будто остановилось время. Мертвый русский так и лежал посреди дома, раскинув руки и невидяще глядя стеклянными глазами в потолок. Тошнотворный запах тления так и шибал в нос, вызывая дурноту. Кое-как переборов чувство брезгливости, Хадия с трудом вытащила смердящий труп в сени и взялась мыть полы, на котором засохли лужи крови. Нагребла в совок золы из холодной печки, посыпала пол и долго скребла, то поливая водой, то вновь посыпая золой въевшуюся в половицы кровь. Настежь распахнув окна, долго проветривала, чтобы выветрился запах крови и гниения. Хоть и понимала бессмысленность своего занятия — все равно ведь уходить, — однако не могла оставить родительский дом оскверненным. Но прежде чем уйти, необходимо было собраться в дорогу.