— Куда же ты хочешь плыть? Где он, твой берег?
Шагали глубоко вздохнул.
— По-моему, лучше будет, коль обратимся лицом в сторону урусов…
У Шакмана щека задергалась. Конечно, сразу же после возвращения сына он почувствовал, куда того клонит. Но Шагали до сих пор откровенно об этом не заговаривал — то ли побаивался, то ли не хотел портить отцу настроение, ведь и так вызвал его недовольство, выбрав в жены чужачку. Лишь впрягшись в воз забот о племени, Шагали счел возможным раскрыть тайник своей души.
— Царь Иван обещает нам мир и спокойствие, — добавил Шагали. — Земли и воды ваши останутся за вами, жизнь свою устроите по своему желанию, сказал он.
— А еще что? Что еще обещает? Заставить нас поклоняться кресту? Отнять нашу веру? И ты, нечестивец, сам хочешь напроситься на это? — Шакман дышал учащенно.
— Нет, отец, царь Иван сказал: веру вашу и обычаи ничем не притесню.
— Ложь! — закричал Шакман. — Ложь это, ложь!
— Есть, отец, бумага, на которой он затвердил свое обещание.
— Где она? Где ее искать?
— Искать нет нужды, я ношу ее за пазухой. Я получил ее из рук самого царя Ивана.
Шакмана будто ударили чем-то тяжелым, в глазах у него на миг потемнело. Не помня себя, он сдернул висевшую на стене плетку и, вскинув ее, пошел на Шагалия.
— Мерзавец! — хотел крикнуть Шакман, но вместо крика из горла вырвался только хрип. — Продался?..
Может быть, славная плетка, не раз на своем веку учившая уму-разуму безусых неслухов и даже взрослых мужчин, прогулялась бы и по спине любимого сына ее владельца; может, показала бы, что Шакман не только строгий турэ, но и суровый отец, однако невозмутимый вид Шагалия остановил старика. И рука у него опустилась. Что ни говори, перед ним стоял не младшенький его сынишка, а новый предводитель племени Тамьян.
— Продался! — прохрипел опять Шакман, хлопнув рукоятью плетки по голенищу. — Прислужник царя Ивана!..
В голове старика мельтешили мысли одна ужасней другой. А вдруг и впрямь его сын продался царю Ивану? Уж не для того ли урусы подсунули свою девку, чтобы подкупить его? Может, сам царь Иван и подарил ее?.. Как же это он, Шакман, гордившийся своей проницательностью, не учуял опасности прямо у себя под носом? И от кого ведь исходит опасность! От сына, которого он любил более всех на свете, на которого возлагал все надежды, которого столько ждал, томимый тоской! Позор, позор!..
Шакман вдруг так ослабел, что свалился на нары. Шагали тут же приподнял его, подложил под голову подушку.
— Не трогай меня!.. Не надо!.. — еле слышно противился Шакман. — Иди, позови акхакалов! Всех до единого…