Почему, черт побери, он должен был полюбить Гей, когда вокруг дюжины девушек, которые с радостью, он точно знал это, кинулись бы к нему? Но случилось то, что случилось. Он любил ее. И хотел, чтобы она была счастлива. Он был рад, что в мире хоть кто-то мог быть счастлив, и этот человек — Гей. Только бы этот парень Гибсон сделал ее счастливой!
— Старая калитка все еще здесь. Думал, твоя мать хотела убрать ее.
— Я ей не позволила, — ответила Гей. — Это моя калитка. Я люблю ее.
— Я вообще люблю калитки, — с улыбкой сказал Роджер. — Калитка — это соблазн, обещание. За нею может ожидать что-то чудесное, и путь туда не закрыт. Калитка — это тайна, символ. Что бы мы обнаружили, ты и я, Гей, если бы открыли ее и вышли?
— Маленькую зеленую поляну белых фиалок на закате, — засмеялась Гей. — Но мы не пойдем, Роджер, на траве роса, и я испорчу новые туфли.
Она смотрела на него, смеясь, лишь мгновение, но как раз в это мгновение из-за поворота выехала машина Ноэля, и она пропустила ее. Когда Гей вернулась в дом, оставив Роджера у так и не открытой калитки, то обнаружила, что Ноэль сидит на ступеньках рядом с Нэн. Они не встречались прежде, но казалось, знали друг друга всю жизнь. Нэн смотрела на Ноэля тем взглядом, от какого мгновенно таял любой мужчина, но никоим образом не женщина. Гей ощутила странный холодок, пробежавший по спине.
— Я только что спрашивала Ноэля, не завивает ли он волосы щипцами, — сказала Нэн своим лениво-наглым тоном.
Гей позабыла о своих содроганиях и прочих неприятностях, когда оказалась на танцах. Ноэль говорил ей чудесные слова, и все вокруг стало чудесным, а когда в разгар веселья они удалились в тенистый уголок балкона, ее чаша наполнилась до краев. Потому что Ноэль шепотом задал ей вопрос, а она, улыбаясь, краснея, с комом в горле, глядя ему в глаза, прошептала ответ. Теперь они больше не были «почти» помолвлены.
Остаток вечера Гей парила — или ей казалось, что парила — в розовом тумане столь редкой и изысканной природы, что трудно назвать его простым словом счастье. По пути домой они оставили Нэн в Соснах и поехали вместе в Майский Лес. Им было трудно расстаться. Какое счастье, что они вновь скоро встретятся. Они стояли на повороте тропы под большой поздно расцветшей яблоней, среди мягких теней дрожащей в лунном свете листвы. Ночь, полная тайн и чудес — никогда не было, не могло быть такой ночи прежде. Сколько влюбленных стояли здесь вот так, сколько клятв шептали в лунном свете, думала Гей, отдавая Ноэлю губы, алые, как сама роза любви. Старое дерево вдруг качнуло над ними ветвями, словно благословляя. Как много любящих стояло под ним, как много поцелуев оно видело. Многие из этих целующих губ ныне стали пеплом. Но каждую весну чудо любви вновь и вновь возрождалось.