Бумажный театр. Непроза (Улицкая) - страница 239

И в то самое время попал в руки роман неизвестного писателя Набокова “Приглашение на казнь”, и все перевернулось. Это было абсолютным потрясением. Последние страницы романа содержали такой художественный прорыв, на который никакая философия не была способна. А дальше маршрут мой прорисовывался следующим образом: поскольку меня интересовала в мои университетские годы не только философия и биология, но и мануфактура, с которой было точно так же плохо, как и с книгами, я пришла как-то в корпус “Л” высотного здания на Воробьевых горах купить у знакомой фарцовщицы какую-то тряпку. У нее водилось всё: туфли, юбки, кофточки, колготки и трусики. Книгами она вообще-то не занималась. Пришла – полно барахла выложено на кровати, а в кресле лежит книжка. Называется “Дар”, и автор ее – уже известный мне Набоков. Глаз мой загорелся таким пламенем, что она, как опытный продавец, сказала, что книга не продается. Это было сильное заявление, но ответ мой был еще сильнее: я сняла с руки бриллиантовое бабушкино кольцо, положила на стол и взяла книгу. Надо сказать, что ни одной минуты я не пожалела об этом кольце. Книга оказалась настоящим бриллиантом. Она читана-перечитана мной, всеми моими друзьями. Она даже после “Приглашения на казнь” была ошеломляющей. Это еще одна драгоценная книга в моей библиотеке.


В 1968 году я закончила университет, попала в Институт общей генетики Академии наук, что было лучшим распределением. Время большого чтения продолжалось. Книжки приходили, прибегали, прискакивали сами. В конце шестидесятых – начале семидесятых годов возникло движение евреев за выезд, за эмиграцию. Ворота страны то слегка приоткрывались, то закрывались, и в это время стали выходить периодические журналы “Евреи в СССР”, “Таргут”. У меня не было намерения уезжать в Израиль, но все с этим связанное было дико интересно: про историю образования этой страны мы ничего не знали или знали очень мало. В те времена я даже не знала чрезвычайно важного семейного факта, что мой дед Яков получил свой десятилетний срок в 1948 году за то, что работал в Еврейском антифашистском комитете (ЕАК), большая часть которого бы-ла расстреляна. Его посадили потому, что он, владеющий несколькими иностранными языками, составлял политические обзоры для Михоэлса, председателя ЕАК, на основании иностранных газет: что происходит в Израиле, что говорят об этом арабы, какие там есть партии и что об этом пишут англичане, немцы, французы.

Именно в те годы в руки мне попала книжка “Исход” писателя Леона Юриса. Конечно, этот роман был из числа запрещенных – как сионистский… Роман, честно говоря, довольно посредственный, но действие в нем происходит поначалу в российских местечках, потом в Палестине во времена образования государства Израиль, и там было очень много фактического материала. Я роман прочитала бегло, потому что дали на короткое время, но мне очень захотелось его иметь. У меня была пишущая машинка “Эрика”, мне ее подарила мама к окончанию университета. Печатала я плохо, до сих пор печатаю медленно. Мы нашли машинистку, выдали мою машинку, потому что своей у нее не было, и она взялась за перепечатку “Исхода”. Ждали, ждали, а потом выяснилось, что машинку вместе с перепечаткой и книжкой забрали в КГБ. Кто-то стукнул. Не буду рассказывать о деталях этой истории, но на этом закончилась биологическая карьера не только моя, но и еще нескольких людей, с которыми мы вместе работали, – закрыли всю лабораторию. Книга Уриса “Исход” произвела мой исход из генетики и подтолкнула к другой профессии…