И если она сама не хотела говорить об этом, то что мог сказать он? Разве мог он сказать: «Прости, если то, чего я хочу больше всего на свете, стало для тебя тюрьмой»? Сказав это, он должен был бы сказать и другое: «Так что давай лучше вернемся в Сидней».
За улыбкой Торнхилла прятался страх провала – что будет, если зерно не прорастет, если «Надежда» потерпит крушение? Он привез их сюда, но мог ли он организовать их существование?
Но через две недели после того, как он понапихал в землю сухие сморщенные семена, из каждого пробились ярко-зеленые трубочки-росточки, достаточно сильные, чтобы пронзить слой почвы. Время он выбрал удачное: с каждым днем становилось все теплее, во влажной жаре листья, казалось, росли на глазах. Он посылал мальчиков поливать посадки – речная вода была слишком соленой, так что воду для полива тоже брали из ручья. Он надеялся, что, когда посадки подрастут, их уже не надо будет поливать. Пойдут дожди, обещал он мальчикам, весной всегда много дождей. Но пока что каждый вечер они бегали с ведром вверх-вниз.
Он уговорил Сэл спуститься и посмотреть на ростки, но видел, что нежные зеленые трубочки не тронули ее так, как взволновали его. Он наблюдал, как она спешит наверх, к палатке, стараясь не смотреть на подступавшие ко двору деревья.
Она боялась, что малыши забредут в лес и потеряются, и за неимением забора привязывала Братца и Джонни длинными веревками к дереву-календарю. И не ела ничего, кроме того, что они привезли с собой: солонину, муку, из которой пекла лепешки, сушеный горох. Как-то раз он предложил ей попробовать зелень, что росла у реки, – по вкусу она напоминала петрушку. Но она отказалась. «Подожду, пока вырастет кукуруза, – сказала она, улыбаясь. – Мне хватает и того, что у нас есть». Он обрадовался ее улыбке, но понимал, что она говорит о чем-то большем, чем ожидание урожая, – о том, что готова ждать пять лет, пока не кончится ее срок.
Во сне она видела покинутые ими места, и, свернувшись клубочком рядом с ним, оттягивая минуты, когда надо будет начинать новый день, она пересказывала ему свои длинные путаные сны: «Я была в проулке за нашим домом, – начинала она, или: – Я шла мимо “Викери”, ну тем, что за углом от нашего старого дома…» И он слышал, каким нежным становился ее голос.
Теперь, когда проросли первые семена, надо было расчистить участок побольше и посадить больше семян, уже не как знак владения, а чтобы вырастить настоящий урожай. Как только они это сделают, Торнхилл сможет заняться сооружением чего-то более надежного, чем палатка. В противном случае Сэл больше не сможет изображать веселость и оживление.