Он смотрел, но не видел никаких признаков огня, ничего, даже легкого дымка. Он пытался поймать взгляд Дика и подмигнуть ему, но Дик уставился в точку, где встречались две палочки. Он так сосредоточился, что даже забыл об отце.
«Ладно, пошли», – позвал Торнхилл, но его слова утонули в детских воплях. В том месте, где одна палочка вгрызалась в другую, возникло пятно, и в воздух поднялся темный столбик. Мгновенным движением Длинный Боб засунул палочки в лист и свернул его в пакет – с хворостом и палочками внутри. Потом он встал, как вставали все они – без труда, без подготовки, – и, вытянув руку, принялся размахивать пакетом. И пакет вспыхнул. Торнхилл был потрясен. А Длинный Боб бросил его на землю, подкормил огонь несколькими деревяшками – и вот он, настоящий костер.
А потом он глянул на Торнхилла. Все было понятно без слов: «Можешь так, белый человек?»
Торнхилл предпочел рассмеяться. «Клянусь, отличный фокус! – сказал он, глянув на Дика и увидев, что физиономия у сына расслабилась. – Правда, Дик?» Но мальчик не рискнул согласиться. Возникла пауза, черный человек и белый человек словно изучали друг друга. Дети наблюдали за ними, но ничего не случилось, и они столпились вокруг огня.
Торнхилл прижал руку к груди. «Я Торнхилл», – провозгласил он громко, по слогам, перекрывая детский щебет. Длинный Боб глянул на него, а потом отвел взгляд, как будто никто к нему и не обращался.
«Я Торнхилл, – повторил он. – Так меня зовут, понял? Торнхилл».
Дик искоса наблюдал за ними. Наконец Длинный Боб посмотрел на Торнхилла и улыбнулся так широко, что стали видны все его зубы, все заполнившие рот мощные белые орудия.
Да хоть всему Лондону во рты заглядывай, а таких зубов не сыщешь.
«Я Торнхилл», – повторил Длинный Боб, как мог, и Торнхилл рассмеялся от облегчения, что ситуация вывернулась. Сделал шаг вперед, чтобы похлопать Длинного Боба по плечу, но что-то в этом плече, располосованном розовыми шрамами и мускулистом, его остановило.
«Да! – воскликнул он. – Только это не ты, приятель, это я Торнхилл!»
Он тыкал себя в грудь, чуть не приплясывая на месте.
Длинный Боб протянул к нему руку и произнес: «Торнхилл». Потом положил руку себе на грудь, и губы его быстро задвигались, производя поток звуков.
Торнхилл уловил первый звук, но остальные растворились в воздухе, как пар над чайником. Но не такой он был человек, Уильям Торнхилл, умеющий написать свое имя на листке бумаги, чтобы выглядеть дураком перед каким-то голым дикарем. «Джек, – сказал он доверительным тоном. – Пока, Джек».
Черный повторил цепочку звуков, уперев указательный палец себе в грудную кость. Первый звук он произносил, вытянув вперед губы, и звук был достаточно понятным, но остальные – нет. Как будто слово, которое не имело смысла, нельзя было и расслышать.