Река отливала серебром. Над утесами, над дальним кружевом деревьев плыла восковая луна, затмевая своим светом звезды.
Ночь на реке была очень приятной, отчасти потому, что он знал ее теперь очень хорошо. Он мог заранее, по тому, как ведет себя вода, по тому, как вздымаются и опускаются хребты гор над долиной Первого Рукава, вычислить, как скоро покажется его мыс. Все здесь теперь было так же понятно и знакомо ему, как пристань в Уоппинге или Лебяжий причал.
Он сидел, довольный, спокойный, на корме «Надежды», чувствуя, как река, словно старый приятель, теребит румпель. Когда он только приехал, он думал, что пребывание здесь – все равно что смертный приговор, но теперь начинал понимать, что для того, чтобы воскреснуть из мертвых, совершенно не обязательно быть Иисусом Христом.
Он не спеша, не желая расставаться с ночью, закрепил «Надежду». Поднимаясь к дому, помедлил возле кукурузы, прислушиваясь к непонятным мелким поскрипываниям, которые издавала она в лунном свете. Как и у остальных, его урожай тоже созрел. Початки, полные мягких тугих золотистых зерен, налились на летней жаре соком, на каждом стебле их было по пять-шесть штук – богатство на длинных ножках, толпившихся вокруг него с сухим шелестом.
Через несколько дней они снимут урожай и, если продадут по десять шиллингов за бушель, смогут неплохо подзаработать. Легкие деньги – всего-то и дел, что воткнуть зерно в землю и ждать, когда прорастет.
• • •
Ночью хижина уже не казалась коробкой, прильнувшей к земле, она представала вместилищем света, свет пробивался сквозь щели в коре, а свет, который лился из дверного проема, затмевал даже безжизненную луну.
Он знал, каково это быть там, рядом с огнем, устремлявшимся в трубу, рядом со стоявшей на столе лампой – свет даровал ощущение безопасности, надежности. Но отсюда было видно, до чего она хрупкая, эта хижина, сколько в ней дыр. На фоне горы она казалась карликом, ветерок доносил гул голосов: внутри этого теплого желтого пузыря собрались люди.
Он знал, что у Сэл гости – видел привязанные на причале лодки. Подойдя ближе, он различил мужские голоса.
С того времени, как он увидел в хижине Барыги женщину, прошло две недели. Он ни разу с ним не разговаривал. Отворачивался, проплывая мимо его жилища. Он договорился с Эндрюсом с острова Маллет, что теперь тот будет перевозить Барыгину известь. Он загнал воспоминание о женщине и красных, похожих на драгоценные камни каплях крови на ее коже, в самый дальний уголок памяти, чтобы оно не стояло у него перед глазами.
Войдя из благоухающей ночи, он чуть не задохнулся от вони человеческих тел и рома и чуть не ослеп от мерцающего света лампы. Здесь был Барыга с Мисси, сидевшей у его ног. Головастый привез своего соседа Джорджа Твиста, сердитого дядьку с кривыми от рахита ногами и в низко надвинутой шляпе, которую он не снимал ни ночью ни днем. У стола во всю свою длину развалился Лавдей, на другом конце сидела прямая и строгая миссис Херринг. А в уголке возле трубы пристроился Блэквуд, он опирался на локоть, и лицо его было наполовину прикрыто рукой.