Муха вилась вокруг лица Торнхилла, он отогнал ее. Закрыл глаза. Подобно старику на коленях, он почувствовал, что может стать чем-то другим, не человеком, чем-то, что не способно совершить то, что происходило на этой поляне, то, что вообще немыслимо.
Теперь старик согнулся пополам, по-прежнему придерживая живот в этой странной, деликатной манере. Он опустился в пыль. Изо рта у него показалась струйка крови, тоненькая, словно слюна, но невыносимо красная. Старик склонился к пыли и поцеловал ее своим окровавленным ртом.
А потом повернулся и вытянулся на спине. Торнхилл увидел рану. Она двигалась, как губы, пульсировала, маленькое злобное животное, пробравшееся в тело старика.
Невозможно и представить, чтобы кто-то, в чью плоть проникло это существо, остался в живых.
Торнхилл слышал только собственное хриплое дыхание. Наконец он опустил ружье и аккуратно положил его на землю. Над ухом жужжала муха. Сквозь ветви деревьев пробивались первые лучи солнца, цветными полосами ложились на траву. Он прислушался, стараясь услышать, как бегут по лесу черные, но все смолкло, даже стрекот насекомых в траве.
Каждое дерево, каждый лист, каждый камень смотрели на него в упор.
Среди порушенных шалашей лежали черные тела. Он видел крупное тело Черного Дика с дырой от пули в груди. Возле него, с наполовину отстреленной головой, лежал Длинный Джек, тот самый, который когда-то был Длинным Бобом. В лужице солнечного света лежала женщина, она спала, рядом с ней спал ребенок, вот только голова у нее была странно повернута, она соединялась с телом только полоской изорванной плоти. Затылок ребенка превратился в кровавое месиво.
Бородатый Гарри лежал там, где он так аккуратно и медленно упал.
Из-под одного из тел раздавался крик ребенка. Появился Дэн со своей дубинкой. Торнхилл видел его лицо – отсутствующее, как у человека, который при свете лампы чинит упряжь. Он ударил раз, два, крик прекратился.
Блэквуд лежал навзничь на развороченном шалаше. Руками он по-прежнему закрывал глаза. Лицо под руками было все залито кровью.
Кто-то вел Барыгу в тень, поддерживая его под локоть. Барыга держался за копье. На каждом шагу конец копья изгибался, словно рисовал какой-то чудовищный орнамент. Копье прошло насквозь. Когда они сорвали с него рубашку, то увидели торчащее из спины зазубренное острие. Барыга был в таком шоке, что даже не мог кричать. Добравшись до тени, он стоял, покачиваясь. Отказался садиться. Паук пытался уговорить его прилечь, но Барыга его оттолкнул.
Джордж Твист хотел помочь ему поддерживать копье, но Барыга жестом отогнал и его. Он смотрел прямо перед собой, сосредоточившись на том, чтобы удерживать копье ровно, человек, чей мир сжался до ощущения древесины под пальцами. Из уголка рта потекла струйка крови, и в тот же миг колени подогнулись, и он неуклюже осел на землю. Из носа тоже потекла кровь, он закашлялся, кашель был влажный, кровь изо рта хлынула потоком. Мухи уже слетелись к тому месту на теле, где зияла рана. Он протянул руку, будто хотел что-то сказать, а потом завалился вперед и повис на копье, уже мертвый.