Все трое стояли у входа и смотрели внутрь. Никто не торопился войти. Маленький Уилли сосал палец, взгляд его остекленел, он старался не смотреть Торнхиллу в глаза. «Хотя бы не пещера», – произнесла Сэл высоким напряженным голосом. «Да уж, волноваться не о чем», – заставил он себя ответить. Мальчик поднял голову, взглянул на него, а потом зарылся лицом в материнские юбки. «Уютно тут», – добавил Торнхилл и подумал, что голос у него звучит гулко, как если бы он говорил в пустую бочку.
Солнце опускалось за горный хребет, и вниз по холмам поползла сырость. Из пещеры чуть дальше по склону к Торнхиллам направлялись мужчина и женщина. У мужчины была огромная спутанная борода, при этом он был совершенно лыс, щеки женщины ввалились – ей явно не хватало зубов, юбка обтрепалась, а внизу, у щиколоток, и вовсе свисала лоскутами. У обоих были грязные лица, и оба от пьянства еле держались на ногах. Мужчина нес дымящуюся ветку, женщина тащила чайник. «Вот, – сказала женщина, – это мы вам принесли, милок, пользуйтесь».
Торнхилл подумал, что это шутка, потому что у чайника было деревянное дно. Он засмеялся, но женщина не засмеялась в ответ. «Вырой яму, – начала она и громко икнула. – Разведи огонь. Вокруг этой штуки». Икота была такая сильная, что она даже зажмурилась. «Отличная штука!» – крикнула она, подошла к Торнхиллу и положила руку ему на плечо. Она стояла так близко, что он чувствовал исходящий от нее запах рома и застарелой грязи. «Отличная, мать ее, штука!»
Мужчина был пьян до такой степени, что глаза вразнобой вращались у него в глазницах. Грубым голосом он заорал Торнхиллу, будто тот находился по меньшей мере в полумиле: «Берегись этих мелких дикарей, приятель! – и пьяно заржал. А потом посерьезнел и, слегка присев, уставился на Уилли: – Им нравятся такие вкусные мальцы, как твой». Попытался потрепать Уилли за круглую щечку, но мальчик расплакался, и женщина, все еще мучительно икая, потащила мужчину прочь.
Они нанизали на прут солонину и зажарили на костре, за неимением тарелок положили еду на куски коры. Кружек тоже не было, и они выпили чаю, который им дала женщина, прямо из носика. Хлеб крошился в руках, они подбирали крошки с земли, и песок скрипел у них на зубах.
Младенец, шумно сосавший грудь Сэл, был единственным Торнхиллом, сполна утолившим голод.
В сумерках они сидели на земле возле хижины и разглядывали край, куда их забросило. Отсюда, со склона, поселение было как на ладони. Оно было невелико. Несколько изрезанных колеями улиц по обе стороны речки спускались к берегу, дома соединялись дорожками, плутавшими между обломками скал и деревьями, дорожки были такими же запутанными, как ветви этих деревьев. Внизу, возле воды, располагалась пристань и несколько больших зданий из камня и кирпича. Но выше по реке все строения были либо из коры, либо из палок и глины, при них – грязные дворики, окруженные живой изгородью. Свиньи рылись в бледной тине. Ребенок, почти голый, если не считать тряпки, намотанной на бедра, наблюдал, как стая собак гоняет курицу с цыплятами. Мужчина вскапывал землю возле забора.