Блэквуд не производил впечатления человека, склонившегося перед судьбой. Напротив, он усердно работал себе во благо. Он уже заслужил прощение и теперь обзавелся собственной лодкой. Этот шлюп тоже звался «Королевой», но нужды в фальшивой палубе не имелось, потому что перевозкой товаров между Сиднеем и Грин-Хиллз можно было зарабатывать вполне прилично и вполне законно.
Грин-Хиллз когда-то был пустошью в пятидесяти милях выше по реке – лучшего места для выращивания злаков на этих песчаных почвах было не сыскать. От Сиднея туда имелась дорога, но она шла через лес, в котором скрывались всякие беглецы от правосудия и черные, только и поджидавшие повозки с товарами. Так что лучше всего было доставлять урожай на рынок по реке, идя под парусами до самого устья, а потом еще тридцать миль по морю вдоль берега, до самого Порт-Джексона[10].
Торнхилл заметил, что Блэквуд называет эту реку по имени – как ему сначала показалось, Оксборо. Произнося это название, Блэквуд слегка улыбался, словно это была шутка. Но когда он повторил название реки, Торнхилл шутку понял: на самом деле Блэквуд назвал реку Хоксбери. Блэквуд тоже был обязан жизнью лорду Хоксбери, но не стал любить его за это хоть чуточку больше. «Отличная глубокая река, полноводная», – сказал он. Ему нравилось представлять, как лорд Хоксбери тонет в реке, носящей его имя – глаза выпучены, пузыри изо рта.
У реки имелся еще один приятный момент: благодаря ей лодочник мог обогатиться, и обогатиться скорее, чем какой-нибудь благородный господин. Все в колонии знали, что на Хоксбери можно сколотить состояние – либо обрабатывая ее нетронутые земли, либо перевозя зерно, которое вырастили те, кто уже устроил здесь фермы. Но не всем это было под силу. Чтобы выдержать тридцать миль плавания по океану, нужны были крепкая лодка и умение. А также вкус к приключениям: Хоксбери была так же далека от Сиднея, как Сидней от Лондона. Никакой карты не существовало, и человек был предоставлен самому себе. Но более всего, чтобы заработать денег на Хоксбери, нужно было иметь вкус к опасности, потому что в этих местах было не просто много черных, а много воинственных черных. Говорили, что они сбивались в сотни и нападали на одинокие фермерские хижины. Рассказывали о пронзенных копьями жителях, о разграбленных жилищах, о сожженных посевах. «Газетт» использовала выражение, описывавшее все, что творили черные или что могли сотворить: «акты насилия и мародерства». И месяца не проходило без какого-нибудь нового акта насилия или мародерства.
Но Блэквуд ничего это не читал, а когда Торнхилл упомянул про акты насилия, промолчал. Казалось, Блэквуд заключил что-то вроде договора с рекой, но это был его личный договор, более ни на кого не распространявшийся.