Шлепки звучали как медленные ироничные аплодисменты.
Казалось, сам воздух на берегу изменился. На лицо старика набежала тень. Его рука выхватила из-за шнурка на поясе изогнутую деревянную дубинку. Молодой сделал шаг вперед, воздел копье и замер, стоя на цыпочках. Лицо его было мрачным. Из-за деревьев до Торнхилла донеслись звуки, как будто кто-то колотит палкой о палку, и он понял, что такие звуки издают копья, когда их поднимают готовые к броску невидимые руки. Он услыхал, как вскрикнула Сэл, тоже различившая эти звуки, как взвыл Джонни, прежде чем мать успела закрыть ему рукой рот.
Это был страшный миг. Но потом старик издал возглас, выражавший отвращение, развернулся и пошел прочь, бросив лопату. Он сделал всего шаг и растворился в лесу, в пляске теней и света. Лес закрылся за ним, словно занавес.
А молодой остался. Рука, сжимавшая копье, все еще была напряжена, все еще готова к броску. Он подошел так близко, что Торнхилл почувствовал его звериный запах и разглядел, из чего состоял наконечник копья – склеенные чем-то вместе острые камни и, что Торнхилл отметил с каким-то отстраненным удивлением, осколочки стекла. Молодой сначала толкнул Торнхилла в грудь, а потом трижды сильно шлепнул по плечу. Это было зеркальным отражением того, что Торнхилл только что проделал со стариком.
Молодой говорил громко и сердито и взмахивал той рукой, которой хлопал Торнхилла по плечу. На любом языке, где бы то ни было, этот жест означал только одно: «Пошел вон». Этот жест понимали даже собаки.
Они смотрели друг на друга, в лице черного была сила и злость. И вдруг он развернулся и вслед за стариком исчез в лесу. И ни ветка не хрустнула, ни лист не прошелестел, тронутый ногой. Вот он был здесь, с яростью на лице и копьем в руке, и вот остался только лес, и птица, заливающаяся трелью, будто ничего и не произошло.
Личико Братца показалось из-за юбки Сэл. «Почему они нас не закололи, Па, они же могли?» Джонни открыл было рот, чтобы зареветь, но Сэл так резко взъерошила ему волосенки, что его голова качнулась у нее под рукой. «Они и не собирались нас закалывать! – вскричала она, и Торнхилл услышал в ее голосе радость и облегчение. – Мы дали им припасы, и потому они оставили нас в покое, разве не так, Уилл?»
Он не понимал, до какой степени она сама верит тому, что сказала, или это говорилось только для того, чтобы успокоить детей, однако был рад с нею согласиться: «У нас все будет хорошо. Они сунулись только потому, что захотели лопату, вот и все». Он схватил лопату и глубоко вонзил ее в землю: «Сунулись – и ушли».