Но змий оказался на диво прыгуч и поворотлив — в мгновение ока развернулся, сбив хвостом Ставра, и тут же раззявленная пасть схлопнулась на лошади и на всаднике, и дернулась в сторону, выдрав единый кус мяса из обоих.
И лошадь, и кмет рухнули, обильно заливая траву алым… Змий вновь поворотился и понесся дальше, на ходу сглотнув откушенное.
* * *
Ускакавшие кметы возвращались с видом понурым и пристыженным, и гнали пред собой сбежавших смердов-кричан.
— Взять всех, — коротко приказал князь Дмитру, и вновь повернулся к ловчему.
Тот умирал, и князь надеялся, что старый наперсник что-то скажет напоследок, но Ставр лишь булькал кровавыми пузырями, и отошел, так ничего и не произнеся.
Князь прошел к кмету, до сей поры сжимавшему меч в руке. Кмет от укуса страшной пасти умер почти сразу, и князь, преклонив колено, своей рукой опустил ему веки и поцеловал в холодеющий лоб.
Теперь стоило подумать о змие. Ушел бы тот к Днепру и порскнул бы в воду, князь не стал бы печалиться, пусть себе плывет, не для людей и не для их охот такую дичь Господь создавал. Но змий двинул в другую сторону, да и вообще водоплавающим не выглядел.
А князь отвечал пред Господом за свою землю, и дозволить топтать ее этакой твари не мог.
— Возьмешь след, станешь княжим ловчим, — сказал он подловчему Прокушке, старшему из уцелевших.
— Что с ними сделать велишь, княже? — кивнул ближний дружинник Дмитр на струсивших кметов и кричан.
— Сечь нещадно, — сказал князь после короткого раздумья. — Оставь людей: загонные как вернутся, народ весь деревенский скликнуть, вину объявить, и сечь.
— Доколе сечь? — уточнил Дмитр.
— Смердов до второй крови, кметов до самыя смерти, — приговорил князь, и добавил слово на непонятном Дмитру языке, должно быть нехорошее.
Кроме родного, князь знал пять чужих наречий, хоть и не покидал никогда надолго пределов державы. Говорил и по-ромейски, и по-фряжски, и по-свейски, и по-ляшски, и по-половецки. И грамоту разумел, мог тайное послание своей рукою начертать, писцов не утруждая. Порой в тех грамотках такое писано, что писцу, дела потаенные проведавшему, волей-неволей язык резать надо, да надежнее всего вместе с головой… Так никаких писцов не напасешься.
Дмитр согласно кивнул. Князь все сказал правильно. Смерд и есть смерд, с него спрос невелик: коли нету воинской чести, так и потерять нечего. Дружинник, если рассудить, над смердом высится, как сосна над травой, от ветра дрожащей, — но и спрашивается с дружинника по-иному, и дела его другой мерою измеряются.
Провинившихся поволокли на казнь, а остальные налегке двинулись по следу змия.