* * *
Прокушка заслужил и звание княжьего ловчего, и уважительное имя Прокуд легко, не особо и затруднившись, — хоть и по справедливости: был он и знающ, и годами подошел.
Тяжесть змия оказалась такова, что даже на сухом следы его лап оставались. А вскорости и след не стал нужен — змий обнаружился невдалеке, верстах в пяти или шести, на пастбище соседствующей деревушки Погорелье.
И туда погоню без всякого следа могли привлечь истошные вопли коров — такие, что и не скажешь, будто их издает животина… Могли — и привлекли.
…Растерзанные и частью сожранные буренки валялись кусками по траве, иные разбежались. Змий вновь присел, подогнув громадные нижние лапы, и сидел неподвижно, но теперь уже все знали, что сулит та неподвижность.
Князь смотрел на змия, а все смотрели на него. Он был князь своей земли, и владел всем, что здесь было, и всеми, кто здесь жил. И отвечал пред Господом за все и за всех.
— Копье мне, — сказал князь.
* * *
Он был искусен в конном бою на копьях…
Хотя когда князь лишь вставал на воинскую стезю, такого искусства в русских княжьих дружинах не водилось: бились по старинке, как прадеды их были учены наставниками-варягами: высаживались с лодий, и двигались пешим строем, сомкнув щиты в сплошную стену, разя разрозненные ватаги врагов мечами и боевыми топорами…
Все изменилось, когда отец выдал свою сестру замуж за короля Казимира Польского. Жених сделал будущему шурину подарок — вернул на родину почти восемь сотен пленных русичей — бояр и дружинников, взятых в полон еще прошлым польским крулем Болеславом Кривоустым при его нашествии на Киев, и чуть не тридцать лет проживших на чужбине.
Поляки держали знатных пленников не в порубах — в покоях своих замков, как гостей, пусть и лишенных свободы отъехать.
За три десятка лет невольные гости ляхов переняли многие боевые ухватки польских витязей. И привычку атаковать плотным строем тяжелооружной, закованной в сталь конницы, и одиночные конные схватки на копьях…
Завезенная из сопредельной державы воинская наука пошла впрок.
В битве под городом Сновском трехтысячная конная «кованая рать» брата Святослава, устроенная по новому образцу, смяла и буквально втоптала в землю половецкую орду. Разгром был невиданный, небывалый: уцелевших неприятелей напор железной лавины сбросил в реку, а вражий предводитель Шарук-хан попал в плен. А было половцев не много и не мало — двенадцать тысяч, по четверо на одного русича.
Он, князь, участвовал в той битве вместе с братом. И выгоду нового устроения дружины оценил сполна… Теперь все его дружинники привыкли биться в конном плотном строю, в тяжелом доспехе, нанося первый, самый сокрушительный удар длинными копьями. И он привык, и упорными тренировками освоил лучше молодых непривычные доселе приемы боя.