Поскольку времени было мало, отец быстро решил, что сейчас же проведет своего рода церемонию, и брак состоялся, благословленный нашими родителями, дорогим Перси на небесах и Сэмюэлом, маминым подменышем. Он снова начал говорить, и слава Богу. Мама не отходит от него, обнимает за плечи, держит за руку. Она потеряла одного мальчика и не хочет потерять другого.
Джек и я попрощались с ними, они все трое сидели рядом на скамейке, Сэмюэл сидел между матерью и отцом, его темная головка по-прежнему напоминает Перси, но теперь я понимаю, что он совсем другой. Фургон двинулся навстречу слепящим лучам закатного солнца. Небо было ясным, так что звезды могли указывать им путь. Я изо всех сил пыталась улыбаться, когда они уезжали, пыталась сохранять бодрость и надеяться на лучшее, но слезы стекали по моим щекам прямо в рот, и я до сих пор чувствую на губах их соленый вкус. Я боюсь, что родителей могут задержать по дороге. Я боюсь, что Сэмюэл опять что-нибудь натворит и причинит им вред. Я боюсь обычных воров, волков, индейцев, которые, говорят, охотятся на поселенцев, чтобы отомстить за потерю западной границы. Каждую секунду мне кажется, что маме и папе грозит новая опасность, и в своем воображении я беспомощна и ничего не могу сделать для них.
И все же во мне жива истинная надежда. Утром мы с Джеком вдвоем сидели за столом, и я не отпускала его руку. Он продаст свою семейную ферму, и мы найдем другую с большим наделом земли, лучшей земли. Заведем коров, цыплят, будем выращивать пшеницу, овощи для себя. Мне немного нужно для счастья, сейчас я это понимаю. И счастье не в высокопарных церковных проповедях, не в политике государства. Я буду по-своему бороться за дело аболиционистов. Я буду, как смогу, помогать другим на «железной дороге». И это действительно все, чего я хочу: быть Джеку хорошей женой, работать вместе с ним, находить утешение, где могу, чтобы утешать других, насколько могу. Не слишком ли это много? И не слишком ли мало?
Я желаю тебе и Гарету всего счастья, какое возможно в этом мире. Когда-нибудь мы увидимся в вашем большом городе, когда-нибудь мы снова обнимемся, сестрица Кейт.
Навеки твоя,
Доротея
Лина закрыла биографию. Какое-то время Доротея как будто присутствовала рядом, в кабинете, в своих верхних и нижних юбках, со своими убеждениями и решимостью, как будто разговаривала с Линой. Не слишком ли это много – желать такой жизни? Не слишком ли мало? Лина засмеялась со слезами на глазах, потому что слова, написанные 150 лет назад молодой женщиной, с которой она никогда не встретится, казались более настоящими, чем то, что она читала в своих учебниках, чем все, что ей рассказывали преподаватели права или Дэн. Оплот закона – разум. Там нет места для чувств. Мы рассуждаем, мы наблюдаем, мы анализируем. Это не эмоции, это абсолютная справедливость.