— Шо, хлопцы? Повставали, як штык? Гарно, — похвалил он ребят. — Займите свои фланги. Володя будет на правом, ты, Юрко, ставай на левый. Отак и пойдем.
Так они и пошли: посередине — дед Мирон длинным крученым батогом и торбой на плече, правой стороной — Володя с тощим самоделошным кнутиком, и слева от деда — Юрка, можно сказать безоружный, с обыкновенной хворостиной. В другое время это выглядело бы забавно: на такое маленькое стадо — три пастуха. И не отбиться было бы от насмешек да подковырок. Но сегодня никто об этом даже не заикнулся. Встречали их, точно избавителей от беды-напасти и как добрых вестников: сердечными приветствиями, благодарными поклонами.
— Ну от, знов начнем жить, як люди. На этот год опять в кажном дворе коровка будет, — убежденно говорил дед Мирон.
Не в счет их трудов, а просто на гостинец, всем троим хозяйки преподнесли по бутылке молока — только что сдоенного.
— В обед выпьете на здоровьячко.
У последней хаты дед Мирон сказал:
— Памьятайте, хлопцы: восемнадцать коров у нас и десять нетелей. За каждую рогатую голову отчет держим.
Юрка повторил про себя: «Восемнадцать коров и десять нетелей».
Они погнали стадо по-над речкой, перевалили колючие, устеленные чебрецом бугры, спустились в зеленую ложбину и дали стаду волю. Дед Мирон придремнул, Юрка с Володей полезли в кусты терна: он рос островками по обеим сторонам ложбины. Кусты были облеплены ягодой, никто здесь ее не брал, да терпкого терна много не съешь, — деревенеют губы и язык. На то они терн. Они пощадили животы и заняли пятачок возле деда. Слушали: где же теперь фронт? Прогремело всего несколько раз и то — очень далеко. Война уходила прочь на запад, — туда, откуда пришла.
День занялся — словно и не сентябрьский: нараспашку небо, совсем летнее марево над степью, и теплынь такая, что охота побежать к речке и опустить ноги в воду. Успокоенно пересвистывались птицы; без умолку трещали, пиликали одно и то же кузнечики; безмятежные стрекозы шуршали разноцветными крыльями, садились на протянутую руку и подолгу не улетали, радужно светились их огромные чистые глаза. Славно было среди этой тишины, солнечного покоя. Ребята привыкали к тому, что в донецкой степи уже нет войны. Порой им казалось даже, будто она никогда сюда и не приходила…
В полдень скот согнали к водопою, — нашли песчаное мелководье; коровы напились и огрузло легли на сухом.
— Пора, хлопьята, и нам подкрепиться, — предложил дед Мирон и тем очень обрадовал ребят: они же оголодали, как только вышли утром за околицу, да не признавались в этом ни деду, ни друг другу.