Мать не поверила:
— Не может быть! У него же сыновья в армии.
— Бувае… Дрожал, що скотину заберут, хату спалят, — от и годил им тайно. Думаешь, задарма ему корову, свиней оставили, ни одного курчонка не тронули?.. Теперь и не знае, куды скрыться. Та зраду[10] от людей не сховаешь. Вылезет она.
Юрка вспомнил злобное лицо Сладкомеда. Вот почему он так сбесился, когда мать назвала его полицаем.
— Он предатель, мам?
Мать промолчала.
— Гей, инвалиды мои, небора́ки![11] — безобидно помахал кнутиком дед Мосей, понукая лошадей.
На другую неделю их житья у Черноштановой невестки, тетки Феклы, Юрку с матерью проведала Сладкомедиха: пришла вину перед ними загладить. Принесла в мешке с полведра пшена, полоску толстого сала, пару живых цыплят и большой желтый гарбуз. Мать не хотела ничего брать, но тетка Полина взмолилась:
— Возьми, Люда, от чистого сердца даю… Не держи на меня обиду. Останний раз бачимся с тобой на ций земле… Все распродал мой куркуль. Еду, як у пропасть, як на каторгу. А що сынам буду говорить, и не знаю. — Она вытирала слезы уголком платка. — Помирать все одно сюды приеду, где родилася.
Мать успокаивала ее:
— Обживетесь и там. Глядишь, и не хуже будет.
— Мой дурило знаешь напоследок що утворил? — Тетка Полина перестала всхлипывать. — Срубал обы́два ореха.
— Срубил! — поразился Юрка.
— Взял соки́ру та й срубил. Заставлял, щоб я с ним пилила. Рука моя не поднялася. Так он — сокирою. От нелюдь!
— Но зачем срубил?
— Хотел за них отдельно гроши взять, а той дядько, що хату купил, отказался. Тоди он срубил. Вроде, столяр со станции обещался купить. На доски. Зробит из наших орехов меблю дуже красную…
Куда потом они уехали, Сладкомед никому не сказал. Мебельщика со станции он так и не дождался. Ореховые бревна остались лежать во дворе. Новый хозяин распилил их на дрова.
— Ну шо, козак? — прервал Трифон молчание. — Чего задумался, примолк?
— Да так…
— Места узнаешь?
— Конечно. Все тут осталось, как было. Те же балки, поля, терники.
— Степ — он всегда одинаковый. Наверно, и сто лет назад был такой… Счас уже в Раздольное прикатим. Тебя сразу до Феклы Черноштанихи подвезти? Или на ферму? У них как раз обедняя дойка начинается. Там и застанешь Татьяну.
— Давай к тетке Фекле, — сказал Юрка. — На ферме никто меня не ждет.
— Не знает, вот и не ждет. А знала б, так, может, уже навстречу бежала, по этой дороге.
— Выдумаешь тоже… К тетке поехали. Больше некуда.
— Гляди сам, как лучше. Мне туда, сюда подвернуть — одинаково, пустяк делов. Мотор тянет.
Еще один подъем — и за ним открылась ближняя окраина Раздольного и первая для Юрки, главная примета этого большого села — старый деревянный ветряк чуть на отшибе, с краю просторного выгона, по-здешнему — млын. Прямо от него идти — как раз к тетке Фекле попадешь. Неподалеку и Таня живет — на квартире у чужой бабки.