— Мам, я пришел! Я живой, не плачь.
— Юра! — рванулся из темноты ее голос. — Где ж ты был? Я всю улицу обыскала.
— Мы в ветряке сидели, — сознался Витька.
— Так вы вдвоем были? Что же там делали?
— Ночевать хотели.
— Вот глупенькие. Там же страшно.
— Не дуже, — сказал Витька.
— Ну идемте в хату, — позвала мать обоих. — Вы же голодные.
Витька приотстал.
— Тетя Люда, не бейте Юрку. — Он не виноватый. То все я…
— Ничего, — сказала мать, — стекло тетке Фекле мы у кого-нибудь купим. А вы больше не устраивайте войну. Договорились?
В хате она зажгла керосинку, сняла марлю с молочного кувшина, приготовила стаканы.
— А где Витя?
Юрка обернулся. Правда, где же он? Только что стоял в сенях… Юрка выбежал за порог.
— Витек!
Не откликнулся…
— Ушел? — удивилась и пожалела мать. — Чудной какой-то. Ночь — а он убежал.
Она полила Юрке над ведром, чтобы умылся, усадила за стол и поставила перед ним белую миску, полную вареников с вишнями.
— Ешь. Заждались они тебя.
Юрка взял вареник, а укусить не мог: что-то застряло в горле — ну никак не продохнуть…
Мать заметила это. Она порывисто поцеловала его руки, обняла Юрку и крепко прижала к себе. До того крепко, что он слышал, как бьется ее сердце…
За окном притихла ночь. В другой половине хаты похрапывала тетка Фекла. И так хорошо было, — что уже ночь, кругом никого, нет, никто их не видит, и они сейчас — одни на всем свете.
Вернулась тетка Фекла без Тани. И пока она шаркала черевиками под окнами и в сенях, Юрка успел подумать: или не застала, не нашла ее, или Таня, узнав зачем зовут, отказалась идти. Но тетка Фекла улыбалась, довольная, и поспешила его успокоить:
— Скоро прибежить. Зараз посуду после дойки перемоють, причепурится и прибежить.
Юрка — так и дрогнул, даже растерялся:
— Придет? Правда?.. Ну спасибо, тетя Фекла. Большое вам спасибо.
— Не за шо… Ты токо сразу не показуйся. Я ж ей не сказала, шо ты приехал.
— Не сказали?
— Не-е, куды там. Секре-ет! Чего ж говорить загодя? Токо намекнула: разговор, говорю, есть, заходь прямо с фермы… Подожди трошки, зараз она прибежить. А я тем часом в одно место, до одной тетки мотнуся. Справа есть небольшая… та важная. — Старуха обещающе, всеми морщинами усмехнулась, и Юрка согласно кивнул, хотя и не понял, что там у нее за «справа» так срочно возникла. — Ну, жди. — И опять подалась в дверь, деловито застучала клюкой.
А Юрка уже не мог ни сидеть на месте, ни стоять спокойно. Ходил по кухне и светлице, туда и обратно, глядел то в окна, то на часы и не способен был думать ни о чем другом: сейчас она придет. Сейчас он увидит ее!.. Все это по-прежнему представлялось неправдоподобным, неосуществимым. Но ведь он ничего не выдумал и не ослышался. Только что тетка Фекла сказала: сейчас Таня придет. Управится на работе, немного «причепурится» — и прибежит прямо с фермы. Сюда, вот в эту хату. И до чего же мало, оказывается, нужно было для того, чтобы они встретились — всего лишь сойти утром в Доле с поезда, прыгнуть с подножки. Заколеблись Юрка на какое-то мгновение, промедли чуть-чуть — и проехал бы, пролетел мимо, и едва ли скоро привела бы его сюда дорога. Если бы вообще когда-нибудь привела. И не сделай он этого — так бы никогда и не узнал, что же действительно с Таней, каково ей тут живется. Считал, будто все уже знает, все принял как есть и дело его теперь — сторона. Вот так часто мы воздвигаем сами перед собой всевозможные препятствия, воображаем их непреодолимыми и, пальцем еще не пошевелив, даже не пытаясь противостоять заданному течению событий, начинаем безвольно следовать за ними, повиноваться обстоятельствам. А требуется порой всего лишь один решительный шаг, непокорный порыв, который может многое переиначить в жизни, что-то изменить к лучшему в тебе самом… Нет, Юрка себя ничуть не обольщал, наперед ничего не загадывал, не старался придумать счастливый конец, вернее — продолжение их свидания с Таней. Пускай она встретит его обыкновенно — как знакомого (хотя и писала, что любит… а может — любила), пускай это будет просто встреча друзей детства, дань памяти, долгу перед ней, но если после этого Тане сделается немного легче жить, бывать на людях, если она хотя бы на какое-то время почувствует себя не такой одинокой и сможет опять верить людям, как верила в детстве, — значит, он ехал в Раздольное не зря.