— И что, если не мой? Все равно — птица.
— А в окно — то не я, — сказал Витька. — То Колька, хмырь. Схватил он за это от меня по уху… Ты не обижайся, ладно?
Совсем стемнело. До непроглядной черноты сгустился мрак внутри ветряка. В углах, закоулках, провалах, — и внизу, и вверху — что-то шарудело, скреблось, бегало.
— Мыши, — успокоил Витька напарника.
На крыше ветряка раздался глухой протяжный вой. От него сделалось холодно и жутко.
— Сыч… Ух, у-у-ух! — Витька затопал, громко свистнул. — Тварюка замогильная. Покойника накличет. А може, нас пугал, шо мы его хату заняли… Улетел. Не люблю сычей.
— И я не люблю, — сказал Юрка.
Над площадкой, где они расположились, было небольшое окно в боковине ветряка. Витька долго смотрел из окна в темноту, потом позвал:
— Глянь-ка. — Немного подсадил Юрку. — Видишь?
Одинокий слабый огонек фонаря медленно плыл улицей.
— Тебя шукают по дворам, — решил Витька.
— А почему не тебя?
— Меня? — засмеялся Ватажок. — Будет она шукать. Та ей — хоть бы я скрозь землю провалился. Я ж ей мешаю. И она меня боится.
— Чего ей бояться?
— Того. Всю оккупацию с немцами гуляла.
— Как… гуляла?
— Обыкновенно, как гуляют. Не понимаешь — не спрашивай… И зараз гуляет. Ну вот. А я ж не слепой. Сказал: батька вернется — все ему расскажу. Она кричит: «Убью паразита! На одну ногу наступлю, за другую возьму и раздеру». Нехай попробует. Так я и поддамся. Батьку дожду, а там пойдет жизнь… Твой батька хто?
— Солдат.
— Не, до войны хто был?
— На заводе работал.
— А мой — тракторист. Мы с им на этих полях сеяли… Мне б только батьку дождаться! — Витька поглядывал в окошко. — Блукает огонек. По дворам ходят. Спрашивают, чи не видал хто беглеца. — И вдруг сказал настойчиво и рассудительно: — Иди, Юрка, до дому. Мамка твоя там разрывается, а ты тут сидишь. И все — из-за меня.
Юрка молчал. Витька подумал, что он боится, как бы еще не влетело, и сказал:
— Не бойся, за одну шкоду два раза не бьют.
— Я и не боюсь. А домой не пойду. То не мой дом.
— У сыча сторожувать будешь? А мать нехай горюет?.. Все, потух огонек, перестали шукать. Шо теперь она подумает? Куды хлопец делся?.. Удвох пойдем. Согласный? — убеждал Витька. — Не хочешь… Ну до нас пошли. В клуне переночуем, там тепло. Залезем — нихто и знать не будет. Гайда.
Не дожидаясь Юркиного согласия, он сцапал его за руку и потащил вниз по ступенькам. Где-то поблизости опять завыл сыч.
— Сгинь, тварюка! — сердито выкрикнул Витька.
Они почти бегом пересекли мокрый от росы выгон и пошли мимо темных дворов; ни в одном окне не было огня.
Витькина хата подальше, а тетки Феклы — вот она. И тут услыхали: кто-то плачет. Будто бы — в теткином палисаднике. Прижались к загате… Юрка сразу узнал, даже сквозь плач не мог не узнать: плакала мама. Плакала так же горько, как перед этим, на закате, в степи плакал Юрка… И он не вытерпел — крикнул: