Неделю спустя в мастерской появился новый механик по фамилии Сердюк: лет сорока пяти, но еще моложавый, без единой сединки в густых рыжеватых волосах, среднего роста, плотный. Он всегда был при галстуке, поверх костюма на работе обязательно надевал синий спецовочный халат; по мастерской, между столами, ходил не спеша, с достоинством, говорил тихо и любезно, как будто воркуя, а когда кто-нибудь из швей просил починить машинку — делал обеими руками успокаивающий жест: «Это мы в один момент. Это нам — как блоху подковать», — и располагающе улыбался.
При новом механике Юрка редко стал забегать к матери в мастерскую: не привечал его Сердюк, провожал холодными, подозрительными взглядами. «Боится, наверно, не утащил бы чего», — думал Юрка. Однако постепенно Сердюк подобрел, дозволил смотреть, как он разбирает, подвинчивает, прочищает, смазывает, потом опять собирает и регулирует машинки — налаживает, одним словом, чтобы лучше и быстрей строчили, доверял то инструмент из подсобки принести, то подать масленку, наждачную шкурку или приготовленную деталь. А с некоторых пор даже взялся приносить Юрке шоколадные конфеты. Юрка дивился, понять не мог: с чего бы это? За что? Чем он заслужил такое внимание нового механика?.. Вскоре все прояснилось. Как-то под вечер из кухонного окна их квартиры увидел на тротуаре, с противоположной стороны улицы, мать и Сердюка. Они стояли долго и о чем-то говорили, говорили… Тут и гадать было нечего: значит, Сердюк провожал ее после работы домой. И видать — уже не первый раз. А Юрка — вот простачок, вот слепыш непонятливый — до сих пор об этом и не догадывался… Подавленный, он отступил от окна.
Мать пришла в хорошем настроении, выложила из сумки на стол кульки с конфетами и пирожными, освободила от обертки и открыла красивую плоскую коробку, выстланную изнутри кремовым шелком: в ней были духи — два овальных флакона с блестящими наклейками. Мать взяла один, понюхала, удовлетворенно улыбнулась, поднесла Юрке коробку:
— Смотри, какая прелесть. Правда? Вот понюхай, тебе понравится. Настоящим ландышем пахнет.
Юрка глянул искоса — и только. Не шевельнулся. На мать не посмотрел. Заключил: «От н е г о подарки, точно». К сладостям не притронулся.
С того дня он перестал ходить в мастерскую. Мать старалась делать вид, будто не замечает этого. Вечерами она стала все чаще задерживаться где-то. Возвращаясь, подолгу сидела у окна. Вздыхала. Юрке ничего не говорила…
Так вот кто пригласил их в гости. Вот куда они должны ехать — к Сердюку. И это ради н е г о мать сегодня такая праздничная, сделала такую прическу и надела нарядное платье в ярких васильках?.. Юрка сразу поник. Не знакомое прежде ревнивое чувство, смешанное со странной, болезненной неприязнью к родной матери, — чувство, которое он переживал впервые и с которым боролся в себе с того самого дня, когда увидел и х на улице вместе, вдруг захлестнуло его и так сильно обожгло изнутри, что он едва сдержался, чтобы не нагрубить матери, и с трудом выговорил: