— С таким командиром чего ж не будет порядок? — подмигнула женщинам тетка Фекла.
— Сидайте, Павло Иванович, до нашего стола.
— Чем богаты, тем и рады.
— Угоститесь, не откажите, — приглашали его.
— Налей, Алена, бригадиру молочка, — распорядилась тетка Фекла.
— Спасибо, не хочу, — отказался Зозуля. — Дома пообедал… Та если нальет Алена — выпью.
— Чула, Алена? Не теряйсь.
Подбежала Анюта:
— Дядя Павло, покатай. Хоч трошки.
— Не приставай, сюда иди, — позвала мать Анюту, но та не отходила от дяди Павла.
Он погладил Анютины волосенки:
— Погуляй. Дела обладим и покатаю.
Из внутреннего кармана пиджака бригадир вынул потертые листки бумаги и короткий карандаш. Попросил:
— Юрко, присмотрите с Лешкой за моей гнедой. А то она нетерплячая, ждать не любит, быстро в село удерет. — И, прихрамывая, пошел замерять, сколько пропололи буряков.
Юрка первым подскочил к лошади, а Лешка подсказал:
— Хлеба принести бы.
Лешка принес краюшку. Юрка стал отламывать кусочки и давать кобыле. Мохнатыми губами она осторожно брала хлеб с ладони и сочно жевала. Позвякивали удила.
— Ой… что это! — заставил Юрку сжаться испуганный голос матери. — Юра, где ты взял это письмо?
Она держала в руках конверт.
— Мам, ты не бойся, это не похоронка! — подбежал к ней Юрка. — То просто́е письмо, вот увидишь.
Мать надорвала угол конверта, а совсем распечатать не решалась.
— Возьми, Фекла… не могу. — И заплакала.
— Что там у вас? — обернулась Алена.
— Письмо Люда получила.
— Когда?
Тетка Фекла осуждающе глянула на Юрку:
— Ты принес? И молчишь? От басурман! — Она вскрыла конверт, из него выпала небольшая фотография. — Глянь, Люда. Яка-то дивка… Знакомая?
— Нет, незнакомая.
— Не плачь, письмо хорошее, — пробежала Черноштаниха глазами первый листок. — Ну! Не плачь, кажу. — Она прочла нараспев: — «Дорогая Людмила Павловна. Не испугайтесь, не подумайте плохого, когда получите это письмо»… Не испугайтеся. Поняла? — Улыбнулась и продолжала: — «Ваш муж, Алексей Васильевич, жив, но его тяжело ранило, и он находится в госпитале, а пишет вам по его просьбе медсестра…» Живой. Ну — слава богу! — перекрестилась тетка Фекла. — На, дальше сама читай.
— Ранило!.. Я знала… чувствовала, что его ранило. — Мать перед глазами держала письмо, но слезы мешали ей читать.
— Не плачь, мам, — жался к ней Юрка. — Он же — только раненый.
— Дальше читай, що за дивка на карточке? — заглядывала в листки Черноштаниха.
Подошли другие женщины. Алена села рядом с матерью — и у самой тоже слезы покатились: видно, вспомнила своего.
— Читай, Люда… Читай.
Мать обступили.
— Громко читай. Все послухаем.