— Что у вас, девчата?
— Тут про какую-то Мышкину спрашивают, — позевывая, промямлила блондинка. — Не помните такую?
— Мышкину? Это вы спрашиваете? — обратилась к Юрке Якимовна.
— Да.
— Ну как же, Нину Сергеевну я хорошо знала. А вы кто ей будете? Родственник?
— Нет, — сказал Юрка. — Я просто… дружил с ее сыном, Толей.
— И Толю помню. Синеглазый такой. Веселый, добрый был хлопчик… А вы что — жили в нашем селе?
— Давно. Во время войны. Всего один год, сразу после оккупации.
— А-а… понятно.
— Теперь на экскурсию приехал? По местам своего детства, — съязвила блондинка. — Приятно вспомнить, да?
Юрка ей не ответил. Строгим поворотом головы Якимовна велела сотруднице помолчать. Спросила солдата:
— Это же тогда, после оккупации, Толя глаз повредил? Кажется, весной… Баловались мальчишки, гранату кидали, а она и взорвалась. Вы не помните?
— Помню. Мы с Толей всегда вместе играли.
— И тогда вы тоже с ним были, в той компании?
— Был.
— И помните, кто гранату кинул?
— Это я бросил.
— Во-от оно что! — не осудила, а пожалела Юрку взглядом незнакомая ему Якимовна. — Все мне понятно. Теперь вы разыскиваете Толю. Хотите знать, где ваш друг и что с ним.
Кивнув, Юрка повторил просьбу:
— Мне бы найти адрес Нины Сергеевны. Через нее все бы узнал. Живет она в Керчи, но у меня — ни улицы, ни дома… Она никому сюда не пишет? Я подумал — если пишет, то на почте это должны знать. Вот и зашел.
— Надо свою вину загладить? — заерзала на стуле блондинка. — Такие грехи не прощают.
— Не вмешивайся, Соня, — одернула ее Якимовна. — Занимайся своими делами. — Посочувствовала Юрке: — Рада бы вам помочь. Но адреса Нины Сергеевны у меня, к сожалению, нет. Она давно никому не пишет… Ничем, дорогой мой, не могу помочь. Не обижайтесь.
— И больше ни у кого… я не могу спросить? — хотел еще надеяться на что-то Юрка.
— Видимо — нет. Что она не пишет сюда, это я знаю точно.
Юрка понял: большего он не добьется. И отступил от перегородки:
— Ну что ж… тогда извините за беспокойство. Оторвал вас от работы.
— Ничего, ничего. Какое тут беспокойство? Я бы рада вам помочь, но… — Якимовна даже пошла к двери — проводить солдата. — До свидания. Всего вам доброго.
Юрка машинально, не думая, зачем это делает, пересек улицу и очутился перед ровным, по струне вымерянным штакетником, который, по словам тетки Феклы, принадлежал Сладкомеду и один был такой во всем селе: ведь в степи, в безлесье, любой доске, планке, дранке цены нет, и транжирить их, тратить на городьбу — непозволительная роскошь и безрассудство. За зеленым штакетником, отступив от него в глубь двора, на бетонном фундаменте массивно возвышался, тремя окнами глазел кирпичный, снаружи не штукатуренный дом «под бляхой», как пометила его Черноштаниха, — крытый железом. Юрка равнодушно, без малейшего интереса разглядывал исполненные довольства и основательности Сладкомедовы владенья — с большим садом и огородом, с пасекой, летней кухней, длинным сараем на три двери, свинушником, загоном для уток и гусей, — а думал совершенно о другом: о том, что сейчас он потерял последнюю, кажется, надежду найти Толю Мышкина и написать ему несколько сердечных слов, согретых памятью о детстве и дружбе.