Юрка прошелся вдоль штакетника. Постоял у калитки. Но отворить ее — не подымалась рука. Не было никакого желания входить в этот благополучный, сытый двор, видеть его хозяина да к тому же — о чем-то с ним разговаривать. Пришлось бы еще и отвечать на расспросы Сладкомедовой жены, выслушивать ее жалостливые вздохи. К чему все это?.. Юрка резко повернулся и пошел обратно — на тот край, где маячил старый ветряк.
В условленный час он ждал Таню возле ветряка. На выгоне опять было пустынно и тихо: футболисты успели набегаться, набить ноги, накричаться и разошлись по домам. С собой Юрка по привычке захватил маленький походный альбом и, пока был один, сделал в нем несколько карандашных зарисовок мельницы — с разных сторон, в разном освещении. Себе на память. А то скоро исчезнут в селах последние ветряки — потом и не вспомнишь, какие они были, а новые поколения детей и вовсе знать не будут. Но рисовать он взялся не только поэтому, а чтобы и успокоиться, обрести равновесие перед встречей с Таней, разобраться в себе самом. Ведь они должны сказать друг другу что-то очень важное и убедительное, сказать откровенно, без недомолвок, ничего не утаивая — ни своих чувств, ни сомнений. Может быть, эта их встреча — и правда последняя. Чего же тут кривить душой, говорить не то, что думаешь и что на сердце? О чем Таня спросит его, а он — ее, друзьями расстанутся они или чужими, Юрка не знал, предугадать не мог, но и одном уже не сомневался: Таня нравится ему — не та далекая девочка из детства и не придуманная им, а живая, нынешняя, какой она пришла сегодня в хату тетки Феклы, — и если бы у него была такая девушка, такая подруга, он бы ее любил, берег и гордился ею… Закончив рисовать, Юрка спрятал альбом за борт кителя… и вдалеке, у края выгона, увидел одинокую, девичью фигурку, которая устремилась к ветряку. Таня!
Она переоделась и пришла к нему праздничная — в легкой розовой блузке с кружевами на груди, в черной юбке и белых босоножках; расчесанные волосы свободно спадали на плечи, а косынка была повязана вокруг шеи.
— Ты стала еще красивей, — сказал Юрка.
— Это ради тебя, — улыбнулась она.
— Не боишься, что я влюблюсь?
— А я не разрешу.
— На это разрешения не спрашивают. Влюблюсь — и увезу тебя отсюда.
— Рада бы, Юрочка, в рай, та грехи не пускают.
— Грехи оставим верующим. А я увезу и все… Даже мужа законного не побоюсь. Он у тебя сердитый, ревнивый?
Таня сразу изменилась в лице, опустила глаза и как будто ушла в себя. Юрка пожалел: зря ляпнул об этом. И чтобы снять с нее тягость, поспешил спросить: