— Веньку возьму. А дочку куда? Почти не встает она. Лежит, как в лазарете, а мы за ней ходим. Да и бабка тоже болеет.
Зашумело в степи. Поезд… Вот уже стал различим перестук стальных колес. Из-за лесопосадки вывернулся эшелон и загромыхал мимо станции по зеленому коридору посадок. Наглухо запечатанные грузовые вагоны походили на маленькие крепости. Лишь в двух двери были раздвинуты, и оттуда выглядывали загорелые солдаты.
— Воинский? — спросил матрос, когда затихло.
— Он самый, — вздохнул дед Мосей. — Все на фронт, на фронт… Колы вже назад поедуть?
Матрос допил молоко, ощупью нашел место, куда поставить кружку, рукавом тельняшки вытер губы.
— Спасибо, дядя Мосей. Спасибо, Люда… Пора и нам с Венькой подаваться на свою базу.
— Куды спешишь? — хотел дед удержать матроса. — Поезд наш нескоро, завтра утром. Билеты я вже купил… Сиди, мы ж еще и не поговорили.
— Пойдем своим курсом… Подай, Венька, нашу кормилицу.
— Стойте, я вас проведу, — засуетился Черноштан. — А то — колы знов побачимся? Та и гляну, як живете.
— Веселого мало, — сказал матрос.
— Все одно проведу.
Половину еды, припасенной в дорогу, мать отдала Веньке. За все время он первый раз улыбнулся:
— Спасибо, тетя. Сегодня мы живем.
Мать подсказала деду, чтобы захватил и ведро с остатками молока.
— Счастливо вам доехать, Люда, куда задумали, — пожелал на прощанье матрос. — И встретить мужа. Не такого, как я… Ты тут, лоцман?
— Тут, — взял Венька отца за руку.
Они медленно пошли в поселок.
— А матери у них нету, — сказал Юрка. — Она ушла насовсем. Бабушка с ними осталась.
— Ушла? Кто тебе сказал?
— Венька.
— Почему же она ушла?
— Потому, что дядя Николай — слепой. Он сам говорил.
— Где вы с ними встретились?
— На станции. Дядя Николай играл на гармошке. Они милостыню просили… Мам, а ты бы нас не бросила, если бы папка пришел с фронта слепой?
— Замолчи! Выдумал. Не стыдно тебе?..
Дед Мосей пришел из поселка угнетенный, ничего не рассказывал. Тогда мать спросила его:
— Как же они живут?
— Как, — рассеянно оглядывал возок дед. — Не дай тебе господи… Юрка, може, трохи говорил?
— Говорил.
— Отак и живуть… Накалечить война людей на пятьдесят лет уперед, — и не будет им ни щастя, ни доли.
Дед Мосей отвязал Зорьку, опять повел на ставок поить.
Вечером корова дала еще полведра молока. И они тут же решили, что дед отнесет молоко семье дяди Миколы. Так он и сделал.
Уже в темноте устроили себе ночлег. Юрка с матерью постелились под грушей — в нескольких шагах от Зорьки, дед — на скрипучем возке. Юрка вспомнил:
— Мам… А мы так и не пошли посмотреть хату, где ты родилась.