— Он у нас жил, — опять начал младший. — Весной, когда сильно мело, прибился. А теперь ушел…
Посерьезнел Андрейка. После долгого молчания твердо сказал:
— Нет, братишки, Белана не отдам. Может, он и жил у вас, да теперь на базу вернулся. Топайте. Не отдам!
— Мы тебе принесем выкуп, какой закажешь, — взмолился мальчонка.
— А ему цены нету, — отрезал Андрейка и отошел от забора, давая понять, что разговор окончен.
Белобрысый хотел еще что-то сказать, но брат одернул его, и оба, понурив головы, пошли на дорогу: впереди — старший с велосипедом, сзади — босоногий малыш. Напротив соседнего дома меньшой отстал от брата, приткнулся к изгороди и беззвучно заплакал…
Андрейка обеспокоенно посмотрел на меня, на мальчонку и вдруг перелетел через ограду.
— Ты чего?
— Это я… Белого загнал, я… выпустил, — отвечал малыш сквозь слезы. — А у него голубята… Теперь пропадут… Ихнюю мать вчера кобчик унес.
— Кобчик? — встревоженно переспросил Андрейка. — Ух ты-ы-ы!
Притихли и долго так сидели у забора: белобрысый, всхлипывая, размазывал слезы, Андрейка, подобрав коленки к подбородку, чертил что-то щепкой на песке. Перекинулись несколькими словами, но я не расслышал, о чем.
Андрейка поднялся первым.
— Айда.
Мальчонка удивленно поглядел на Андрейку, шмыгнул носом.
— Сразу бы говорил, что голубята у него… Идем, — повторил Андрейка повелительно и потянул мальчишку за руку. Завел его во двор. Постоял, окруженный голубями, поманил Белана. — На, возьми!
Белобрысый не поверил.
— Бери, говорю. Да только руки вытри.
Малыш, не спуская с Белана глаз, поспешно вытер о штанишки руки, схватил голубя, прижал к груди и, точно боясь, как бы Андрейка не передумал, юркнул в калитку.
— Никому не отдавай. Понял? Твой он, — проводил его Андрейка, не обращая на меня внимания, принялся загонять голубей в сарай.
Закрыл дверцу маленьким замком, по привычке осмотрел двор, крышу. Глянул в небо. Оно было теплым, синим. Высоко-высоко дрожали редкие облака. Легкие, как перо голубиное.
— Не прилетит больше Белан, — сказал не мне, а сам себе. — Теперь все, не прилетит.
Он снял с мольберта сырой холст и осторожно понес его в дом. Хотя картина была не готова, я не стал удерживать Андрейку.
Минуло полгода. Я уезжал в командировку на Север, в поселок вернулся, когда на дворе снова была весна. Не успел распаковать багаж, как влетел Андрейка — возбужденный и таинственный.
— Пошли скорей!
Спрыгнул с крыльца, и, надвинув на брови серебристую кроличью шапку, гордо вскинул голову.
— Ну-ка, гляди!
Над подворьем летал белый голубь, на одном месте, словно жаворонок.