— Белан!.. — Я был уверен, что это он: и хвост, и размах крыльев, и манера полета — все его.
Андрейка хитро прищурился.
— И он — и не он… Голубенок его. Тот самый, белобрысенький пацан принес. — Он не скрывал радости: — Ишь, чего творит. Эх, и птица! Надо же такому уродиться!.. Вылитый батька.
Андрейка подбросил шапку и весело свистнул.
I
Один шаг от дороги — и уже тайга… Убегает по северному Романовскому тракту наш автобус, и мы остаемся вдвоем с Егорычем.
Нас обступают высокие темноствольные лиственницы — прямые, как копья, и строгие. Где-то за тридевять земель городская суета. Здесь — другой мир. Другие запахи, другие звуки и даже тишина — другая. Властная и вместе загадочная. Боязно спугнуть ее. Невольно разговариваем шепотом.
— А ружьишко расчехли, — советует Егорыч. — Тайга — она тайга и есть.
Он был прав: километра не прошли — из ерника бросились козы. Помахали белыми «платочками» и скрылись. Но неподалеку. Скоро мы увидели их опять: перебежали просеку, нырнули в заросли. И сразу — новая встреча: только ступили на просторную поляну в березняке — чуть не из-под ног тяжело поднялись три копалухи[14].
На вершине — короткий привал. Теперь тропа стелется под гору. Идти легче. Склон — каменистый: тут и там голубеют в кустах багульника глыбы гранита. Меж камней ледок светится: ключи замерзли. Глянцевые листочки брусники блестят на солнце. Из-под них удивленно смотрят на тебя переспелые ягоды.
Но вот редеет лес, и нам открывается долина Монгоя. Привольная и солнечная. Ускоряем шаг, завидев зимовье.
Здравствуй, терем-теремок! Ну, а живет ли кто в тереме?
Дверь заложена щепкой. Открыли — следа постояльцев не видно. Выходит, нынче мы первые, нам и хозяевами быть. Егорыч тут не впервой, а для меня — все ново. Стал осматриваться.
Избушка — она стояла на песчаном пригорке, в сосняке — такая же, как многие таежные зимовья. Проста, невзрачна с виду, но срублена ладно и надежно: стены из толстых сосновых лесин — будто в землю вросли, и хотя бревна уже почернели от времени — крепости они завидной. Крыша плоская, корьем залатана, невысоко над ней поднимается жестяная труба.
Внутри избушка тоже проста. Переступишь, пригнув голову, порожек, справа печурка из кирпича; слева, в углу — столик на единой ноге, к срубу креплен; нары от стены до стены; два оконца — одно на юг, другое на запад. Вот и все удобства таежного жилища. Но что еще нужно охотнику, рыбаку и всякому иному страннику! Он и под искарью[15], у костра, готов ночевать в самый лютый мороз, а коли крыша над головой — тут он блаженствует…