Егорыч недоверчиво усмехался. Но Игнат стоял на своем. Он даже предложил идти по следу, догнать Тимофея да хоть повиниться, что так приветили старика в его же избе. Но у речки след терялся, да и согласился Игнат, что бессмысленно устраивать погоню.
— Верно, может, и не его трубка, может, у него похожая… Я, однако, вернусь и положу ее на пенек, возле балагана. Хозяин за ней все одно придет.
…На табор мы возвращались другой тропой, через другой брод. Ни геологов, ни каменщика уже не застали, чтобы спросить, наведывался ли к зимовью старик.
Мы ждали, что он постучится, ждали допоздна, хотя ни один из троих о том не обмолвился. Он не пришел…
— А трубки-то нету, — сразу определил Игнат, — улетела за хозяином.
Да, вчера здесь кто-то был: на снегу — новый след… Этой ночью, как и накануне, ухал, гудел в тайге ветер, и сейчас еще между деревьями шарила колючая метла, а Монгой потемнел, отощал и от шуги — точно лишаями покрылся; но след не замело, он был ясно виден. Мы читали по следу, что охотник не вдруг отыскал трубку: вот он потоптался перед балаганом; отбросил ветки, перебрал ветошь[16], отступил назад, постоял, приглядываясь, наверное, ко всякому сучку на земле; и увидел ее в расщелине пня… Тут же, присев на пень, закурил… Потом спустился к речке, перебрел ее — и узкой звериной тропой зашагал в горы.
Беда приключилась у бабки Глашихи: погожим осенним днем, — таким уж тихим да ясным, что и думать не подумаешь про какую-нибудь напасть, — овца потерялась. Ни потопа не было, ни бурана, ни другого стихийного бедствия, а вот пропала животина — и с концом. Как сквозь землю провалилась.
Жила одинокая бабка на краю деревни, в третьей избе от околицы, и утром, прежде чем сходить по воду, к ручью в ложок, выпустила из тесного загона за стайкой старую черноголовую овцу-семилетку да двух крепеньких ярочек той же безвестной породы, отогнала на пустошь, под березни, — там, по низу лесистой гривы, по невысоким отлогим увалам, еще с прадедов названным Солонцами, всегда и пасется разномастная деревенская отара, бродит вольно, безо всякого призора, потому как некуда податься отсюда баранам, негде особенно разгуляться, — горы и тайга окрест, и быстрая река тугим полукружьем окинула деревню. Может, раз на дню кто-нибудь из хозяек походя, меж других дел, поднимется ложбиной к Солонцам, того проще — ребятишек пошлет глянуть издалека, где там бараны, не распогонял ли их кто — зверь какой или дурные собаки — вот и вся забота. Так же и Глашиха никогда не пасла своих, и ничего с ними не случалось. А сегодня на восходе проводила три, как есть, головы — вернулись под вечер ко двору только ярочки. Поначалу бабка и на ум себе не взяла, что овца могла куда-то подеваться.