— Скорей, дед!.. Выдь скорей, ну!
— Чего там? Пожар, что ль?
— Аиста нашего стре́лили!
— Кто?! — вскинулся, чуть не выбив стеклину, дед Митроха. — Че городишь-то?.. Стой, иду! А ты ж, господи боже мой. Неужто — правда?
Он заметался по избе. Не сразу нашел свою шапку, схватил телогрейку, двинул сапогом дверь, выломился из тесных сеней и, на ходу одеваясь, выскочил вон со двора.
— Ты че такое выдумала, Федосья? Кто стре́лил?
— Да не выдумала. Слыхал — бабахали только что? Это те, которые на берегу, в палатке. Я воду набирала — аист от курьи снялся и повдоль реки полетел. А оттуль, из кустов, — бах, бах!
— Убили?! — губы старика задергались, он побледнел.
— Не знаю. Вроде бы — только подранили. Когда оттуль стрелили, гляжу — трепыхнулся весь, а одна нога сразу отвисла… и дальше полетел.
— Куды, заметила?
— Повдоль реки, на низ.
— Не упал? Ты видала — полетел?
— Видала. Все ниже, ниже… да тяжело так, еле-еле полетел. А нога совсем отвисла, как палка. Перебили… И что за люди-то? Откуль, скажи, такие берутся? Никого им не жалко, стреляли бы все сподряд. Взяли — и ни за что кончили птицу. Пропадет же она с перебитой ногой. Верно, дед Митрофан?
Старика затрясло. Лицо его стало багроветь.
— Ну, обормоты! Ну, шатуны дуроголовые! Мешал он им, глаза мозолил. На такую птицу дробовик поднять, а!.. Я вам покажу, мозги вправлю. Счас вы у меня попляшете! — И в телогрейке нараспашку, со сжатыми кулаками, он почти бегом подался к реке, повторяя в гневе: — Ну, погодите!.. Ну счас… я вам!
— Во-во, дед, как следует, путем их проучи! — воинственно крикнула ему вдогонку Федосья. — Чтоб долго помнили. Чтоб десятому заказали!
Около палатки старик захватил двоих — того бородатого, которому дал картошки, и его приятеля — коренастого, с круглым красным лицом и глазами навыкат, в ладной штормовке и резиновых рыбацких сапогах; третий из их компании пониже табора, за перекатом, — старик и туда успел взгляд кинуть, взмахивал спиннингом-рулеткой, хлестал реку поперек течения. Бородатый сидел на корточках у воды и чистил картошку; рядом с ним, на плоском камне, лежало несколько выпотрошенных ленков и хариусов. Коренастый на коряжине, принесенной рекой, рубил валежник. Сбоку от него стояла под кустом двухстволка. На железном разборном тагане висели котел и чайник, их подогревал несильный огонь. У берега покачивался плот, привязанный веревкой к толстой тальничине.
— Как… отдыхаем, ребята? — едва сдерживал себя старик.
— Нормально, дед, — бодро ответил его знакомый — бородатый парень. — Лучшего отдыха и не надо. Мы каждое лето так… Проведать нас пришел? Хорошо, гостем будешь. Из твоей картохи да свежей рыбки сейчас уху сварганим.