Правда, Нине Сергеевне было не до их секретов. Она возвращалась домой в сумерках или еще позднее.
— В столовке у них такая работа, — говорил Толька. — Всех надо накормить. Эти прилетают, другие улетают.
Проводив дружка, он оставался один в полутемной хате.
— Не боишься? — беспокоился за него Юрка.
— Привычный.
— Что делать будешь?
— Мамку ждать.
— А потом?
— Если долго не придет, залезу на печку.
— Страшно… одному в хате.
— Чего тут страшного? — усмехался Толька. — Ложись да спи.
Это он хорохорился, но по глазам было заметно: провожать Юрку ему не хочется, коротать вечер одному — тоскливо, и он, конечно, не уснет, а будет сидеть перед темным окном до прихода матери и поглядывать на размытое отражение огонька коптилки в холодном стекле.
По матери Толька скучал, хотя в том и не сознавался. Мелькнет в окне шаль — он к двери со всех ног:
— Мамка идет, ура!
Шаль Нины Сергеевны была из белой шерсти, опушенная мелкой сыпучей бахромой. Толька говорил, что такие шали, узорчатые платки мать вяжет сама, но сейчас ей вязать некогда.
Она войдет — опрятная, свежая, — улыбнется им:
— Что, ребятушки-козлятушки? Есть хотите?.. Вы бы, домоседы, пошли погуляли.
— Мы уже ходили.
— Тогда помогайте мне.
Нина Сергеевна снимала шаль, пальто, надевала простой платок и фуфайку, приносила из колодца воды. Юрка с Толькой пучками полыни подметали хату, Нина Сергеевна готовила на плите еду. Русскую печь она затапливала не каждый день: зима только начиналась, а никакого топлива, кроме соломы, в запасе не было.
Закончив хлопоты по дому и накормив мальчишек, Нина Сергеевна уходила к знакомым. Перед тем она большим костяным гребнем расчесывала волосы, черным карандашом подводила брови и строго смотрела на себя в зеркало.
— Сегодня я красивая, а?
— Ты всегда красивая, — говорил Толька.
Нина Сергеевна смеялась и поглаживала волосы: они ей, наверное, очень нравились — белые, длинные, шелковистые. У Тольки же волосы были темные, и лицом он, вроде бы, нисколько не походил на мать. Но что в них удивляло Юрку — это совершенно одинаковые голубые глаза: чистой, открытой голубизны.
Хата Мышкиных пустовала не всегда. Случались гости и у Нины Сергеевны. Приходили две ее подруги и три летчика. Они шутили, хвалили Толькины самолеты. Потом Нина Сергеевна говорила Тольке и Юрке:
— Ну, козлятушки, прыгайте на улицу, засиделись вы у меня.
Они прыгали.
Первый снег продержался недолго. Опять потеплело. Вернулись дожди, туманы. Тихо стало у летчиков: наверное, раскис аэродром, да еще мешали низкие облака, сырая мгла над степью.
Несколько дней Юрка не выходил из дома. По грязище — вязкой, как смола, никуда не пробраться в галошах, даже если их подвязать шпагатом. Но чуть приморозило — Юрка прибежал к Мышкину. Не дав еще дружку раздеться, Толька сказал: