Сколько зашибал Сердюк на стороне — было тайной. Из «левых» денег он не давал жене ни копья, зато требовал с нее отчета за каждый истраченным рубль и кривился, как от касторки, подолгу бурчал, если она покупала что-нибудь сыну. На Юрку он вообще стал глядеть волком, не терпел его даже за обеденным столом, — не садился есть, пока Юрка не уйдет из кухни…
Так и жили они в богатых сердюковских хоромах — совершенно чужими для отчима людьми, словно бы временными бесправными квартирантами, с которыми мирятся до поры, но в любую минуту могут вытурить за дверь. Мать — как только ни подлаживалась под характер Сердюка, чем только ему не угождала. Не отвечала на грубости, сносила обиды. Все делала во дворе и по дому, все перестирывала и перемывала, смахивала с полированной мебели каждую пылинку, по воскресеньям протирала окна, трясла и влажным веником да щетками чистила ковры, — Юрка ей помогал, как умел. На зиму насолила в бочках помидоров, огурцов, капусты, запасла всякого варенья, повидла, маринадов; полки в просторном погребе под летней кухней уставила крепко закупоренными банками компота из вишен, слив, груш, яблок, — все это у Сердюка было свое, огород и сад родили обильно. Мать вставала чуть свет — сготовить свежий завтрак, погладить мужу рубаху, собрать его на работу, еще и успеть что-нибудь по хозяйству. Вечером Сердюк на порог — она уже хлопочет ради него. Пьяный пришел, не ворочает ни языком, ни ногами — разденет, уложит на кровать, потом приведет в божеский вид помятый, заерзанный костюм, оботрет и смажет кремом заляпанные туфли… Но Сердюк вечно был чем-то недоволен, выговаривал жене по всякому пустяку, донимал ее нудными назиданиями, однообразными упреками, дурными капризами, оскорбительной грубостью. Юрка уже стал думать, что Сердюк только для того и женился на его матери, чтобы ему было над кем издеваться, на ком вымещать свое раздражение, непонятную озлобленность, откровенное недовольство всем подряд — окружающими людьми, порядками на работе, в городе, вообще в нынешней жизни.
— Мам, — осенило как-то Юрку, — а где он был во время войны?.. Ну… Сердюк. Не полицаем служил у немцев?
— Ну что ты, Юрик! — испуганно оглянулась мать. — Откуда ты это взял? Не смей так больше никогда говорить… Николай Иванович работал в тылу, в Куйбышеве, на военном заводе. Три года работал.
— Это он тебе так говорил?
— Да, конечно.
— И ты поверила? А если он брешет?
— Юра, что это за разговор? — строго оборвала его мать. — И тебе не стыдно? Как бы там ни было, он теперь… твой отчим, и мы — одна семья… А ты выдумываешь такую несуразицу.