А коленка — я задрала подол и убедилась воочию — вообще была цела: небольшой синяк да раздраженная кожа.
— А можно я все-таки позадаю вопросы, а все это заживет само? — жалобно поинтересовалась я и одернула платье.
Рашед отвел взгляд с неподобающей поспешностью, но ответил все так же лениво и спокойно:
— Заживать — можно, вопросы — нельзя, — с расстановкой сказал он и потянулся, со вкусом втянув в себя воздух так, что грудь выгнулась колесом. — Их лучше я буду задавать, у меня толковее получается. Ты запомнила имя мага, чье заклинание было похоже на «черное забвение»?
— Запомнила, — заинтригованно призналась я и приподнялась на локте. — А зачем…
Рашед наградил меня таким укоризненным взглядом, что я едва не подавилась собственным вопросом и умолкла. Тайфа благородно сделал вид, будто ничего лишнего не слышал, но до объяснений все-таки снизошел:
— Я не запомнил. А перепроверить нужно, особенно если Нисаль посчитает, что совпадения незначительные.
Я недоверчиво хмыкнула:
— Мой господин утверждал, что Нисаль-ага — один из самых преданных придворных, но все же желает перепроверить его работу?
— Ты невыносима, — постановил Рашед с усмешкой и тоже перекатился набок — лицом ко мне. — Да, Нисаль — самый преданный из моих придворных, но это не делает его прекрасным человеком и верным другом. Это всего лишь значит, что все остальные еще хуже.
Я помолчала, переваривая эту сентенцию.
— И как это соотносится с твердой уверенностью моего господина в том, что добрых людей на свете больше, чем злых? — поинтересовалась я после паузы.
Рашед лениво пожал свободным плечом.
— О, на предательство большинство людей решается исключительно из благих побуждений. Кому-то нужны деньги, чтобы вылечить больных родителей, кто-то жаждет свободы, чтобы его ребенок не родился рабом, а кто-то просто уверен, что поступает правильно, во благо всем. Предать кого-то из любви к искусству или из общей гнусности натуры — развлечение на любителя. Большинство побоится, потому что знает: предательство — плохо, а уж самозваных судей наберется тьма, и кто-нибудь из них всенепременно принесет камень за пазухой. Нисаль слишком умен и уравновешен, чтобы ударить мне в спину, не имея очень весомой причины; но это не значит, что он не ударит, когда причина появится.
— И какая причина кажется моему господину достаточно весомой? — спросила я, отчего-то почувствовав себя уязвленной.
Он тоже помолчал — не то пытаясь представить себе эту самую причину, не то просто бездумно рассматривая мое лицо, — но потом все-таки отвел взгляд и глухо заметил: