Глава 1.1. Жемчужина коллекции
При безальтернативном выборе из двух противоположных сущностей обе будут являть собой исключительную дребедень.
— аксиома Эскобара
Ошейник сидел так плотно, что кожа под ним начинала гореть от малейшего движения. Я в очередной раз ощупала замок и подумала о почтенном чорваджи-баши Сабире в крайне непатриотичном ключе.
Солнце припекало даже через щели в рассохшихся серых досках, из которых был сколочен загон для рабов. Я занимала его в гордом одиночестве, но роскошные по местным меркам условия что-то все никак не приводили меня в приподнятое расположение духа.
За тонкой стенкой пестрела, шумела и непередаваемо пахла базарная площадь. Тяжелый аромат нагретых специй мешался с эфирными маслами, дымом от жаровен и кальянов; сладковатая вонь скотных рядов вплеталась в общую какофонию той самой ложкой дегтя, и без того способной испортить любую бочку меда, но на этом людный центр города не останавливался — и щедро добавлял запахи человеческих тел и ношеной одежды. Временами кто-то нет-нет да протискивался так близко к стене рабского загона, что при желании я могла позвать на помощь — и даже докричаться, несмотря на царящий вокруг гам.
Искушение было до неприличного велико, но я раз за разом решала, что еще не настолько отчаялась, — хотя все равно старалась держаться подальше от решетки, отделяющей загон от передней, парадно-вычурной части лавки.
Покупатель торчал там уже почти час. О моем существовании он, по счастью, не догадывался: решетку от гостевой половины прикрывал плотный расшитый ковер, да и отвлекающих факторов хватало. В переднюю согнали всех женщин, кроме меня, — отменный товар, но в высокомерном молчании покупателя мне чудилось лёгкое недовольство. Работорговец Тахир-ага заискивал и лил в уши елей: заглянувший под навес гость был влиятелен и богат, и его благоволение значило многое. Упустить такого было никак нельзя.
— А этой всего шестнадцать, почтенный Рашед-тайфа, юна и чиста, как цветок лотоса на спокойной воде! — расхваливал работорговец очередную несчастную. Он уже почти охрип от старания, но не терял надежды. — Жемчужина моей коллекции, отрада для глаз!
Послушать Тахира-агу, так на лотос походила каждая третья, а жемчужиной вообще не была разве что я. Продолжать в том же духе он мог до заката, но его прервало недовольное бормотание господского слуги, порекомендовавшего предложить господину кого-то другого: то ли почтенному Рашеду-тайфе не нравились лотосы, то ли воду он предпочитал мутную — или женщин погрязнее; а может, он просто был славным парнем и считал, что шестнадцатилетних подростков можно продавать разве что вместе с родителями — правда, в это мне верилось слабо. Должно быть, сказывалась общая гнусность нрава, благодаря которой меня и не выставили на обозрение, как остальных.
