Малих, уже набравший воздуха, чтобы заговорить, им же и подавился. А я ахнула — кажется, слишком громко и растерянно.
— Да, знаю, ты рожден рабом от рабов, — отмахнулся Рашед, не дожидаясь вопросов, — но случай, согласись, беспрецедентный. Разумеется, просто так ничего не выйдет, я должен буду дойти до самого султана, чтобы выписать тебе вольную. Но я дойду, если ты поклянешься молчать о том, что на самом деле произошло.
Малих сжал губы, и я на какое-то ослепительно бессовестное мгновение искренне пожелала, чтобы он отказался и остался рядом со мной, как было с раннего детства. Он ведь всегда был рядом!
Но именно поэтому я заранее знала, что он ответит, и обреченно зажмурилась. Тайфа, как всегда, был безжалостно точен в своих предположениях.
Малих еще повернулся ко мне — с каким-то растерянным и беспомощным выражением лица, — и я сама развела руками и сказала слишком высоким голосом:
— Соглашайся.
Свобода — не первая и не последняя вещь, которую я не смогу ему дать. Зато тайфа — мог.
Кто я такая, чтобы отказывать ему в этом?
— Само собой, если откуда-то просочатся слухи о том, что случилось на самом деле, я позабочусь, чтобы лично от тебя больше не услышали ни слова, — скучающим тоном добавил тайфа. — У меня первоклассный главный садовник*. Собственно, если вы оба не будете держать рты на замке, я добавлю ему работы.
— Но превращение Руа-тайфы видели и служительницы гильдии, и наложницы господина! — праведно возмутилась я. — А Малих как раз был во дворе и застал Руа-тайфу уже в зверином обличье!
Рашед устало вздохнул и сдавил пальцами переносицу.
— По-моему, ты забываешь, что и мои наложницы, и служительницы гильдии — суранийки. У них нет ни малейших способностей к магии, они ничего в ней не понимают и с легкостью поверят, что на Руа повлиял какой-нибудь из свитков, оброненных мальчишкой-посыльным во дворе. А маги из гильдии будут вынуждены признать правдой то, что скажешь ты, потому что ты маг, и то, что скажет Малих, потому что он станет свободным свиточником. Только ваши слова будут иметь вес. Причем Малиху поверят куда охотнее, чем тебе, Аиза, потому как… — он развел руками, и я насупилась, не дожидаясь окончания фразы.
В этом городе слово женщины весило вдвое меньше мужского. Это за воротами имела значение только сила и одаренность, а обманчивая безопасность столичных стен диктовала свои условия, весьма далекие от справедливости и здравого смысла.
— Вы можете отказаться лгать ради меня и Руа, — спокойно добавил Рашед и дернул уголком рта. — Но у меня и правда первоклассный главный садовник, и ему нужна практика. По той же причине я не потерплю шантажа и интриг. Но если вы согласитесь, у Малиха будет свобода и гильдейское дозволение на собственную мастерскую, а у Аизы — ее вольная и золото. Много золота.