Нахцерер надсадно заорал, вытянув тощую шею, и попытался выбраться наружу. От его крика у меня волосы встали дыбом. Я с испуганным писком кинула монетку в разинутую пасть и шарахнулась назад, но запнулась и упала на соседнюю могилу, своротив надгробие.
В небо ударил столп радужного света. Мертвец испустил совсем нечеловеческий, отчаянный вой и рухнул обратно, царапая костлявыми пальцами собственную глотку. По окрестным надгробиям заплясали жуткие тени острых кривых зубов.
- Руби голову! — тоненько завопила я, едва разобравшись, в чем дело.
Ничего рубящего в руках у Раинера не оказалось, но удар ломом по горлу, по крайней мере, прервал мертвецкий вой.
- Руби голову! — повторил десятник, и ближайший храмовник легко соскочил в могилу и одним движением перерубил нахцереру шею, даром что освященный клинок казался таким небольшим и изящным.
Крови не было. Еле справившись с подгибающимися коленями, я подошла ближе и подобрала со дна гроба погнутую медную монетку, стараясь не смотреть на перекошенное криком, осунувшееся лицо мертвеца. Из-под изорванного зубами савана зазмеилась, сползая вниз, дешевая цепочка с бронзовым солнцем. Я зачарованно уставилась на него; а потом нервно сглотнула и подняла глаза на бледного десятника.
— Что пошло не так? — нарочито спокойно уточнил Раинер, оттеснив меня от гроба. Один из храмовников деловито поднял за волосы отрубленную голову и сунул в мешок.
- Это была не та монета, — нервно сглотнув, отозвалась я, заранее представляя истерику по поводу «Не верьте женщинам!» в храме.
Но Раинер не спешил рубить сплеча.
- То есть как не та? — переспросил он. — Свет был тот же, как тогда…
Я помотала головой и неожиданно для себя осела в грязь, безуспешно пытаясь подавить всхлипы.
- Не та, — тихо повторила я. — Эту он готовил для второго…
Раинер, убедившись, что голову спрятали, а тело, перевернув, начали заново закапывать, осторожно обнял меня за плечи. В жесте не было никакой чувственности — просто поддержка, но я все равно сначала воспротивилась, напрягшись, как уличная кошка, которую пытаются взять на руки. Раинер, не настаивая, отстранился, и тогда я сама привалилась к его боку.
- Смотри, — постепенно успокаиваясь, заговорила я и вынула обычный тангаррский медяк, ловко прокатив его меж пальцев. На решке, окруженная рельефными солнышками с трех сторон, одиноко красовалась единица. С обратной стороны гордо задирал нос покойный настоятель. — Вот эта монетка вполне могла обезвредить сына мельника. А эта… — во второй руке возник погнутый «артефакт»: все та же единица, но на заднем плане тонкой вязью тянутся непонятные письмена, а с другой стороны поджимает упитанную лапу породистый петух с изумительно объемным хвостом, — годится только для самого бокора и его беспокойного друга. Понимаешь?