. Когда же первоначальные узы доверия теряются или человек из них вырастает, на их место должно прийти что-то иное. «Именно религия, – пишет Эриксон, – и является самым древним социальным институтом», который закладывает основы уверенности в себе и «возрождает чувство доверия» в периоды кризиса
[586].
Эта потребность в создании основанной на личных взаимоотношениях атмосферы общественного доверия отчасти объясняет, почему принадлежащие к культурам насилия группы тратят столько усилий на построение и поддержание собственных сообществ. Наиболее драматичный пример в этом плане – создание в Сирии и Ираке «Исламского государства» и завоевания ИГИЛ в 2014 году. На какое-то время движение сформировало государственный аппарат, который управлял деревнями, поселениями и даже крупными городами вроде Мосула, второго по величине иракского города, зачастую привлекая экспертные услуги бывших функционеров партии «Баас», занимавших управленческие должности при режиме Саддама Хусейна. В иных случаях подобные группы обустраивали закрытые коммуны вроде штаба Усамы бен Ладена в пещерах Афганистана, поселений «Христианской идентичности» наподобие Элохим-Сити, общин «Завета, Меча и Божьей Десницы» и «Свободных людей Монтаны». В Японии у «Аум Синрикё» были собственные власти и собственные центры городского типа. Экстремистские еврейские группы строили поселения на территориях палестинских арабов, а Меир Кахане говорил о создании на Западном берегу независимой страны Иудеи. В ходе собрания радикальных еврейских поселенцев в актовом зале иерусалимского отеля «Шератон» я мог собственными глазами наблюдать Кахане разворачивающим флаг, придуманный специального для нового государства. Командный центр Санта Джарнаила Сингха Бхиндранвале в Индии также располагался на собственной территории движения: сначала в ашраме Дамдами Таксал, затем – в сикхском Золотом храме в Амритсаре.
Даже группы, которые не проживали вместе физически, – вроде разветвленной джихадистской сети, готовившей теракт 11 сентября, – выработали настолько интенсивные отношения и тесные, соединявшие их воедино узы, что для чужаков, включая правительственных агентов, становились абсолютно непроницаемы. Однако же поскольку отношения порой становились натянутыми и там, на плаву их удерживали идеологическая преданность и сильное руководство. С тем же вызовом столкнулась и обширная сеть сторонников ИГИЛ, когда под ударами иракских и сирийских правительственных войск с их союзниками движение начало терять захваченные территории. Вполне вероятно, что их насилие, хотя бы и обращенное против космического врага, имело целью также и поддержать групповое единство. В таких случаях – на что совершенно не обратила внимание публика, целей террористов не понимающая, – теракты были адресованы внутренней аудитории и особенно потенциальным «раскольникам», которых подобные демонстрации силы позволили бы удержать в строю. Именно поэтому, как я отмечал уже ранее, многие из этих актов насилия оставались сокрыты от внешнего мира: кто должен был усвоить месседж – тот это сделал.