Рихтер и его время. Записки художника (Терехов) - страница 54

для меня. И это Вы надолго осталось и только с годами перешло в спокойное и взрослое Святослав Теофилович. А он говорил иногда:

– Анна Ивановна, вы видите, как мне с Митей трудно? Он меня слишком уважает…

Многие годы я провел рядом с Рихтером. Судьба подарила мне счастье видеть его, есть, гулять, разговаривать с ним, часто быть рядом, когда он работал, слышать его рассуждения о музыке, литературе, живописи, о театре, о кино, я бывал почти на всех его московских концертах, и я совершил непростительное: ничего не записывал, не вел никаких дневников, не считал эти счастливые дни, которые складывались в годы, десятилетия, уходя и уходя… И сейчас я располагаю только его драгоценным присутствием в моей памяти. Только этим…

Итак, для начала, три человека. Мама, Анна Ивановна, Святослав Теофилович… По ходу рассказа в освещенный круг этого повествования будут входить и навсегда уходить из него люди, знавшие и не знавшие друг друга…

Но с чего же все-таки начать?

Глава вторая. Чужие следы

Прими собранье пестрых глав
Полусмешных, полупечалъных…
А. С. Пушкин

Итак, с чего же все-таки начать? А с начала…

Послевоенная Москва лежала в кольце окружной железной дороги. Западные окраины начинались прямо у метро «Сокол». Это была последняя станция, и если нужно было ехать дальше, то пересаживались на трамвай или на троллейбус.

Уже здесь, у метро, жизнь была совсем деревенской. Одноэтажные деревянные домишки только крышами виднелись над кустами сирени и жимолости. Тут же пощипывали пыльную траву козы, перекликались петухи. Здесь кончалась Москва.

Район за железной дорогой назывался Покровское-Стрешнево. Одна из его частей, поселок Красная горка, состоял из четырех проездов, вдоль которых располагались небольшие зимние дачи на одну-две семьи, с садами, заросшими яблонями, георгинами и настурциями. Иногда, правда, практичные люди сажали тут что-то полезное, например укроп, но почему-то больше было принято разводить цветы. Воду для поливки доставляли в ведрах, никаких моторов и шлангов тогда ни у кого не было. И в жару вечерами у колонки бывали очереди. Это был своеобразный клуб. Здесь соседи общались, корректно разговаривая на бытовые темы.

Красную горку в основном населяли семьи польско-латвийского происхождения.

Поселок огибался Рижской железной дорогой, и поворот здесь был так крут, что идущий состав не просматривался одновременно с первого и последнего вагонов, где были таможенные посты. Это давало возможность рижским контрабандистам выбросить в какой-то момент свой груз и беспрепятственно миновать таможню на вокзале. Выброшенное поднималось сообщниками или родственниками. Так некоторые объясняли национальный состав этого местечка. Но можно ли было верить в наши ясные сталинские времена столь романтической версии? Версии в стиле Мериме?