Пора было начинать печальные хлопоты, и, кроме меня, делать это было некому. Я оставил маму заботам нескольких знакомых женщин и ушел… Возвратился часа в четыре. Мама лежала высоко на столе, под белой простыней до груди, в черном шелковистом платье, со своим почти прежним, но сильно побледневшим лицом. Мне подали сложенный листок. В нем стояло:
Митя, думаю о Тебе. Слава Р.
Он никогда не звал меня на «ты». Единственный раз в этой записке. Первый и последний… Он был здесь без меня.
Так я остался один. Впереди была жизнь. Но сейчас все было темно и смутно. Думал ли я о будущем? Не знаю. Нет, наверное.
Глава двенадцатая. Прощание
Так мы расстались, с этих пор
Живу в своем уединенье.
А. С. Пушкин
Нет, наверное, страшно трудно быть рядом с безутешным человеком!
Он был со мной очень прост, спокоен, мягко весел; часто что-то дарил, нужное на каждый день: то джемпер, то галстук, то шарф. Все время спрашивал Анюшу обо мне.
В эту осень я особенно часто видел его. Он почти все время был у Анюши, работал предельно много, по двенадцать-тринадцать часов в день. Поднимались двадцать две совершенно разные программы для предстоящего многомесячного турне по Америке. Ведь это уже было сравнимо только с историческими концертами Антона Рубинштейна. Такое количество музыки одновременно мог держать в голове и в руках только он.
Анюшина коммуналка тихо скрежетала зубами, и как-то утром, когда собрались пить чай, дверь раскрылась и в комнату был выплеснут ночной горшок.
Так шла эта колоссальная работа, так готовилось одно из лучших художественных свершений Святослава Рихтера. Но не только это создавало трудности. Рихтер ехал в Америку очень надолго. Он просил, чтобы Нине Львовне разрешили поехать с ним. Однажды Анюша потихоньку рассказала мне, что он имел тяжелейший разговор с чиновником министерства и получил самый грубый отказ.
Рихтер заболел. Сильно поднялось давление. Это серьезно угрожало предстоящим гастролям. Лететь на самолете в таком состоянии было нельзя. В последний день Нине Львовне все-таки разрешили выезд, очевидно, только из-за его болезни.
Были куплены билеты на поезд Москва – Шербур, прямо до океана, и дальше – на теплоход до Нью-Йорка…
Я провожал его. Приехал с утра. Он был один. Нина Львовна – уже на вокзале с багажом. Мы что-то ели на кухне. Потом он сказал:
– Ну, пора!
Еще раз присели на дорогу у стола, поднялись и пошли.
К Белорусскому вокзалу продвигаемся не спеша, пешком. Между нами какой-то спокойный разговор, не помню сейчас, о чем. Он выглядит неплохо. Идет легко, но не торопясь. Вот и вокзал. Его вагон номер ноль – у самого локомотива, и мы довольно медленно, обходя бесконечные группы провожающих, идем вдоль всего состава к элегантным заграничным вагонам впереди. Вот уже виден конец перрона.