— А мы в третьем квартале наметили закончить наш «алмазный вариант»…
— «Алмазный вариант»? — переспросил Роман. Трубка замолчала. Егор ждал, предчувствие чего-то неладного заставило его насторожиться.
— Еще в прошлом году наша лаборатория разработала новую технологию. Ты же знаешь, Роман.
— Так ведь совнархоз нам не утвердил «алмазный вариант», — нехотя сказал директор. — Ты разве не знаешь? Неустроев должен был все это обговорить с тобой…
— Совнархоз тут не при чем, не спорь, я знаю. Неустроев был противником с самого начала, а теперь получил власть и запорол все. А ты послушался.
— Слушай, Егор, я еще раз тебя прошу: выбирай выражения. Что значит запорол? Просто нам не достать алмазных инструментов… Лучше синица в руках, чем журавль в небе…
— Ты не слыхал мудрость? Послушай!
— У меня голова колется на мелкие кусочки, — прервал его Роман. — Иди ты со своей мудростью.
— Это не моя мудрость. Может слыхал: коровы бойся спереди, лошади — сзади, а дурака со всех сторон…
— Нет, этого я не слыхал. — Директор помолчал. — Может, ты возьмешь свои слова обратно?
— Не возьму. Таким дуракам, как Неустроев, я не прощаю.
Директор на другом конце провода засмеялся:
— А я-то думал, ты обо мне.
— Считай как хочешь.
Егор положил трубку.
— Пап, — позвал Славка, — а почему коровы надо бояться спереди, а лошади — сзади?
— Корова бодается рогами, а лошадь лягается.
— А почему дурака со всех сторон?
— Эх, сын, мужчина ты эдакий, да никогда не знаешь, что выкинет дурак: то ли боднет, то ли лягнет, то ли в рожу плюнет.
— Тебя кто-то обидел? Дядя Роман?
— Да, немного обидел, сын…
Егор задумался, отошел к окну. Славка переживал его обиду болезненно, как свою, хотел отвлечь отца от его мыслей. Спросил, прикасаясь к его руке:
— Не думай, пап… не думай!
— Ну, как же не думать, сын? Голова нам дана для этого.
— О чем ты думаешь?
— Да вот о твоем ежонке. Как у него все здорово устроено: иголки не колют его тело, а защищают. Как рукоятка у ножа или ум у директора, чтобы самому не обрезаться.
— Понятно, — протянул Славка, хотя насчет директора он мог бы прямо признаться, что ничего не понял.
— А раз понятно, то спать. Давай, давай, а то вот мать придет и попадет нам обоим.
И подумал: «Нет ли тут чего-то такого, что они скрывают от меня, Роман и Варя? Да нет, что тут может быть… До чего дожил? Тьфу!»
Уснуть он долго не мог, думы, думы… Да еще проклятое ожидание стука жениных каблучков о деревянный тротуар во дворе.
Он все-таки дождался, когда пришла жена, возилась в прихожей, должно быть, выпроваживала ежонка, но Егор не встал: не хотел скандала в поздний ночной час.