Тэмуджин, так и не дождавшись слов от Алтана, хотел было встать, чтобы позвать нукеров и приказать схватить распоясавшегося Бури Бухэ, вывести из юрты и избить до полусмерти, но тут почувствовал, как сидевший рядом с ним Кокэчу сжал ему локоть.
– Ни слова в ответ, – тихо сказал тот, по-прежнему бесстрастно глядя вперед. – Сиди, как будто ничего не слышишь.
И Тэмуджин, сжав зубы, отказался от своей мысли, полагаясь на совет шамана.
Наконец в разговор вмешался Алтан. Тая насмешливую улыбку в губах, он взял Бури Бухэ за локоть.
– Ну, хватит, хватит, ты уже достаточно сказал. Поедем домой, мы там своим кругом посидим.
– Верно говоришь, поедем лучше домой, мы не желаем здесь сидеть! – Бури Бухэ победным взглядом окинул собравшихся. – У нас дома и своей арзы хватит, чтобы напиться, нам от вас ничего не нужно.
Алтан дал знак Хучару и Унгуру, те вывели под руки Бури Бухэ из юрты. Даритай, поджав губы, ни на кого не глядя, быстро вышел следом. Алтан задержался на короткое время, посмотрел на хозяев.
– Вы уж не сердитесь на нашего Бури. Сами знаете, как выпьет, так и болтает сам не знает что. Какой с него спрос?
Он развел руками, показывая, что сожалеет о случившемся, и, сокрушенно вздыхая, вышел наружу.
В юрте зависла тяжелая тишина. От коновязи некоторое время доносились голоса, перезвяк удил, и наконец послышался удаляющийся топот копыт. Уже за айлом раздался веселый смешок Даритая и за ним густой, утробный хохот Бури Бухэ.
– Ну, я им сказал так сказал! – на всю округу кричал тот. – Я ни перед кем молчать не буду!..
Тэмуджин, застыв с каменным лицом, со стиснутыми зубами, долго не мог разжать онемевшие кулаки под столом.
С начала месяца хагдан весна решительно повела свое наступление по всей степи, не давая зиме зацепиться ни на день, вытесняя ее куда-то прочь, за дальние горы и леса. На небе все больше места отвоевывало солнце, неизменно удлиняя свой путь. Заметно было, как все дальше к востоку отодвигалось место его восхода и к западу – место заката. Хотя зима, не желая уходить добровольно, ночами все еще пыталась отвоевать уступленное, нагоняла холода, днями тепло уверенно забирало свое, прогревая все, что попадалось перед ней в степи. Под яркими лучами потемнели, осели в оврагах сугробы, на склонах все шире выступали проталины. На оголившихся желто-бурых склонах набирал силы выживший в бескормицу скот.
Люди, оправившись от сумятицы дальних кочевок и перегонов, от пережитых потерь в стадах и табунах, понемногу налаживали жизнь. Каждый, как мог, пытался восстановить поголовье своих стад.