Долго прикидывали примерные силы у тайчиутов, обсуждали, как расставить свое войско. Выслушав мнения всех и обдумав их про себя, Тэмуджин решил по прибытии на Онон разделить тумэн на три части: две тысячи поставить у киятских куреней и прикрывать ими отход джелаиров, силами пяти тысяч обложить курень Таргудая, чтобы сковать его, не дать развернуться, а остальными тремя тысячами прикрыться от других борджигинских родов – на случай, если кто-то из них попытается прийти на помощь к Таргудаю.
Тысячники, с самого начала не очень обрадованные этому походу, теперь же, когда пути назад не было, втянулись в дело, воодушевились. Глядя на них, Тэмуджин догадывался, что они загорелись возможностью, как обычно в походе, под шумок отхватить себе какую-нибудь добычу, угнать кое-что из многочисленного тайчиутского скота. Да и пополнить свои отряды старыми подданными Есугея-нойона для каждого из них было не лишним.
На совете тысячники сидели веселые, возбужденные, хотя и не пили архи (Тэмуджин призвал всех воздержаться от питья крепкого). И, к удивлению Тэмуджина, все они теперь были уверены в благополучном исходе дела. Когда он рассказал им о своей задумке три тысячи поставить заслоном от возможного вмешательства других борджигинских родов, они дружно возражали ему, убеждая, что никакого прикрытия от других родов не требуется, что никто из старых подручных Таргудая не решится вмешиваться, что все силы нужно направить на него одного.
– Они знают, что мы теперь не одни, – с усмешкой говорил Асалху, разводя руками, оглядываясь на других. – Знают, с кем мы ходили в поход на меркитское племя. Потому против нас они и не будут показывать прыти.
– Да и всем известно, что Таргудай имеет долг перед вашей семьей, – приводил свои доводы Мэхэлху, вождь десятой тысячи. – Знают, как он после смерти Есугея-нойона забирал ваших подданных, угонял табуны. Так что же они, за его долг будут свои головы подставлять? Нет уж, мы-то их хорошо знаем: когда безопасно, они все тут, все готовы добычей поживиться, а как настоящая угроза, никого рядом не увидишь, все разбегутся и замрут по норам.
– А вот самому Таргудаю с его тайчиутами деваться будет некуда, – задумчиво щурясь на огонь, говорил Дохолху. – Вот они-то и могут с перепугу броситься на нас, их надо обложить покрепче.
Тэмуджин внутренне был обрадован тому, что говорили ему тысячники, – выходило, что он зря опасался большой войны с борджигинами, однако от решения оставить трехтысячный заслон он не отказался. Он хотел быть уверенным, что в спину нежданно никто не ударит, а в нападении на тайчиутский курень полагался на то, что Таргудай сейчас его не ждет и не успеет ничего предпринять. Он знал, что больше двух-трех тысяч воинов в мирное время у него под рукой не будет.