Уход джелаиров привел их в уныние – они были огорчены, казалось, даже больше, чем их дядья. Год назад они были несказанно рады, когда дядья Алтан и Бури Бухэ пригнали с юга новых подвластных. Курени киятов тогда заметно пополнились. В будущем и им, молодым, должно было кое-что перепасть от этой прибыли. А пока они из джелаирских подростков отобрали себе нукеров, вдвое увеличив свой отряд, и полновластно распоряжались ими. Все лето они разъезжали с ними по соседним куреням, показывая борджигинским сверстникам, что они еще не совсем опустились, что еще могут подняться на ноги. А теперь в один день все их надежды на благополучное будущее обрушились, и порушил их ближайший сородич, их сверстник – Тэмуджин.
– Только что мы начали было оправляться, – жалующимся голосом сказал Тайчу, продолжая разговор, который велся между ними, – пополнились людьми, и тут же он нас ограбил.
– И это называется брат! – зло усмехнулся Хучар. – У самого целый тумэн в руках, чего еще не хватает? Нет, мало ему, он решил нашими людьми поживиться.
– Вы что, до сих пор ничего не поняли? – скосился в их сторону Сача Беки. – Это он нам за прошлое мстит.
– А что мы ему сделали? – взвился Хучар. – Оставили одних? Так он сам от своего рода отказался, не захотел жить с дядей Даритаем. Ведь все из-за этого было, он сам во всем виноват!
Сача Беки, не отвечая ему, посмотрел на Унгура.
– Одного я не могу понять, мы тут не знаем, как по полусотне айлов заполучить, чтобы было над кем отцовские знамена поднять, а ему сразу целый тумэн в руки достался. Разве это справедливо, как такое боги допустили?
Унгур, не отвечая, поднялся и, выйдя из юрты, принес в корзине несколько кусков аргала. Сев на место, разламывая куски, подбросил на краснеющие угольки. Огонь задымил, разгорелся, стало светлее.
– И как это получилось у него, – пожимая плечами, продолжал Хучар, – был нищий, ходил в рабах у Таргудая, и вдруг – такой улус, войско, власть! А теперь он и меркитов разгромил, оттуда, говорят, сто тысяч одних лошадей пригнали, потом у самого Таргудая табуны с подданными отобрал. А мы как жили, так и живем.
– Это каким он жадным оказался! – возмущенно воскликнул Тайчу. – Я раньше и не подумал бы, что он такой.
– Да не жадный он, что ты болтаешь! – вдруг раздраженно отмахнулся Унгур, неприязненно взглянув на него. – Здесь совсем другое.
– Я говорю вам, он мстит! – снова сказал Сача Беки. – Вы посмотрите: пошел он со своим войском на Таргудая, тот сдался, не стал воевать, вот и ограбил бы этих тайчиутов до последнего ягненка, если имел с ними счеты. Нет, он там нажился выше горла, и свое вернул, да еще под шумок, наверно, лишнее прихватил, и тут еще наших увел – зачем, вы думаете, ему эти несколько айлов, они ведь для него что есть, что нет их, – а это только чтобы отомстить нам! Эти ведь сами побежали к нему, ясно, что они заранее сговорились. Я еще тогда замечал за этим Мухали с его дружками: все за юртами собирались, шептались о чем-то. И остальные все вели себя так, как будто недолго собирались с нами жить. Ясно, что снюхались. Тэмуджин давно свою месть приготовил… А ты говоришь – другое. Что тут еще другое может быть?