Роман с Блоком (Филатов) - страница 49
Александр Блок
…Из квартиры на Офицерскую улицу они вышли, когда уже почти стемнело.
— Далеко это? — уточнил Блок, поднимая ворот своей неизменной солдатской шинели.
— Нет, тут же, неподалеку. В Коломне… — ответил Зоргенфрей, перешагивая через сугроб и продолжил развивать свою мысль.
— По всему литературному фронту идет очищение атмосферы. Это отрадно, но также и тяжело. Люди перестают притворяться, будто понимают символизм и любят его. Скоро они перестанут притворяться, что любят искусство вообще! Искусство и религии умирают в мире. Скоро нам придется уйти в катакомбы. Мы презираемы всеми. Самый жестокий вид гонения — полное равнодушие.
— Так что с того? — парировал Блок. — Нас от этого станет меньше числом, зато мы станем качественно лучше.
Он остановился, закурил, укрываясь от ветра, дал прикурить своему спутнику, а потом неожиданно заговорил о другом:
— Понимаешь, Вильгельм, все мы, в сущности, ищем потерянный золотой меч. И слышим звук рога из тумана. Я ведь только одно написал — настоящее. В девятьсот первом году, в девятьсот втором… это только и есть настоящее. Никто не поймет! Да я и сам не понимаю. Если понимаешь — это уже искусство… А художник — всегда отступник. И потом влюбленность. Я люблю на себя смотреть с исторической точки зрения. Вот я не человек, а эпоха. И влюбленность моя слабее, чем в сороковых годах, сильнее, чем в двадцатых…
Уже давно привыкший к манере поэта вести разговор в большей степени не с собеседником, а с самим собой, Зоргенфрей почти не удивился, когда Блок перешел к восприятию цвета:
— Зеленый для меня совсем не существует! Желтый я ощущаю мучительно, но неглубоко — желтый не играет важной роли в мирах искусства, это как бы фон, однако здесь он проявляется в периоды обмеления души, пьянства, бреда и общественности… клубится туманом, растекается ржавым болотом, или в напряжении бреда горит ослепительно-желтым закатом…
— Ну, а что же по поводу красного цвета? — не удержался Вильгельм.
— Нет, я сейчас не об этом, — отмахнулся Александр Блок. — Несколько лет назад в душе мира, затопленной мировым сумраком, загорелся новый цвет. Он заменил заревую ясность, так как мировой сумрак был вторжением извне. Такой, знаешь ли, пурпурово-серый зимний рассвет…
Идти и в самом деле оказалось очень близко — по дороге приятелям даже не повстречалось ни одного вооруженного патруля.
— Постойте, Саша, здесь, одну минуточку…
Нелегальные питейные заведения, а также притоны на любой вкус и кошелек существовали по всему Петрограду в изобилии — наверное, это было единственное, в чем не ощущалось нужды при новой власти. Большевики старались, до поры до времени, без особенной необходимости не замечать их, однако при посещении таких мест гражданам все равно полагалось соблюдать определенные меры конспирации.