В это время прибыл с фронта с приказанием от генерала Барбовича капитан Косов. В первый же день приезда Косов слег, схватив сильнейшую форму сыпного тифа. Эта болезнь была для него новой, он скончался через полторы недели в феврале 1920 года и был похоронен в Переяславске. Он умирал в темной избе, лежа на полу без простыни, к счастью для себя почти не приходя в сознание. Тогда же узнали, что умер капитан Кривошеин на фронте от слабости и недостатка ухода, он был болен возвратным тифом.
Я остался один из здоровых офицеров, если не считать бывшего на фронте полковника Фитингофа. Из 134 солдат, бывших в Переяславске и Придорожной, 32 человека оставалось здоровых. Они должны были убирать около 200 лошадей, за которыми приходилось зорко смотреть, т. к. на Кубани немилосердно их крали и уводили. Необходимо было доставать корм людям и лошадям, ругаться со станичным атаманом из-за квартир и крова для лошадей, для чего тратилось немало энергии, которой подчас просто не хватало из-за усталости и беспросветности положения.
Казаки чинили нам во всем препятствия, дело дошло даже до того, что они не давали досок на гробы и дерева на кресты и выгоняли из домов больных солдат прямо на улицу. Они становились все нахальнее и нахальнее, обвиняя Добровольческую армию в измене и отступлении. Ясно была видна большевистская пропаганда.
Я почти каждый день ездил из Придорожной в Переяславскую. Стояли страшные холода с непрестанными норд-остами. Солдат нельзя было выпускать из рук, приходилось производить ежедневные занятия и строго взыскивать за малейшие упущения. 16 февраля я заболел сыпным тифом, так что за старшего остался наш доктор Прокопенко, полубольной, страшно уставший от тяжелой работы. На все западные части он был единственным доктором, но все же сумел держать людей, толково и умно распоряжался и показал себя в эту тяжелую минуту выше всякой похвалы.
В это время положение на фронте было следующее. Добровольческий корпус, отбив еще несколько раз попытки красных переправиться через Дон в районе от Азова до станицы Ольгинской, перешел в наступление и после сильного боя занял Ростов и Нахичевань. Но в это время большевистская кавалерия Буденного прорвалась на станицу Тихорецкую, форсировав Маныч. Казаки не смогли, конечно, удержаться и отступили. Следствием этого было оставление добровольцами Ростова и переброска нашей кавалерийской бригады под Егорлыцкую в помощь казакам. Разбить и отогнать большевиков в этом месте – это была последняя надежда задержаться на Кубани. Для этого здесь были сконцентрированы все казачьи силы, которые удалось собрать, и бригада Барбовича – всего около 30 000 шашек. И здесь у Егорлыцкой произошел страшный бой, в котором я не участвовал, но про который много слышал. Дело было так.