В этот переходный период в Средиземноморье воцарился мир почти на сто лет. В это время, за исключением регионов, находившихся под османским контролем, Средиземноморье наслаждалось миром, либеральными идеями Французской революции и другими, более прагматичными идеями, принесенными революцией промышленной.
Хотя Первая мировая война началась не на Средиземноморье, большинство ее сражений имели место не здесь и ее исход также решился в других местах, сам морской бассейн и земли, его окружающие, постоянно находились в центре событий. Беспорядки на Балканах, постепенный упадок Османской империи, амбиции немцев, стремившихся создать заморскую империю (они не могли не «положить глаз» на Египет, так же как до них это сделал Наполеон), – все эти факторы сопутствовали войне, которая велась по всему миру. Так же как Коркира стала яблоком раздора, приведшим к Пелопоннесской войне, сравнительно незначительный момент привел к взрыву, который разнес континент на части.
Елену, легкомысленную царицу, сделали козлом отпущения, заявив, что из-за нее началась Троянская война (для которой в действительности были намного более важные причины, а именно контроль над Дарданеллами и зерновой торговлей русов). Точно так же сравнительно неважный район Балкан дал повод для самой страшной войны в истории человечества. Убийство австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда 28 июня 1914 года в Сараево, столице Боснии, стало аналогом похищения Елены. Событие само по себе неважное (если, конечно, не считать людей, которых оно касалось непосредственно), привело в действие гигантские силы.
Хроника двух мировых войн XX века, изменивших облик Европы и Средиземноморья и повлиявших на жизнь каждой страны мира, выходит за рамки этой книги. Чтобы увидеть события XX века в ретроспективе, прошло еще слишком мало времени. Современный историк слишком близок к темам, которые описывает. События, имена, репутации, представляющиеся важными современному историку, по прошествии времени часто кажутся иными. Для настоящей объективности историка от предмета его исследований должно отделять не меньше ста лет. В общей истории Средиземноморья вполне может оказаться, что вандал Гейзерих или Амр, покоритель Египта, имеют большее значение, чем Китченер из Хартума или Муссолини.
Все течет. Народы, города и деяния отдельных личностей часто преображаются или тонут, оказавшись погребенными под наслоениями веков. Возможно, существовали грандиозные поэты, превосходящие Гомера, но нам не известны ни они сами, ни их труды. Возможно, Диоген был более значительным философом, чем Сократ, но у него не было Платона, чтобы обессмертить его имя. В дни Великой Греции величайшим из всех греческих городов был Сибарис (Сибарида). Для нас это не более чем слово. Место, где находился Сибарис, установлено, но над ним двадцать футов почвы, и, возможно, он никогда не будет раскопан. С другой стороны, Помпеи, сравнительно неважный римский морской курорт, – притча во языцех. На месте его гибели велись раскопки, и найденные предметы оказали влияние на вкусы европейцев. Наши знания о прошлом обусловлены судьбой и везением. Но наши знания о недавних событиях неизбежно обусловливаются обстоятельствами нашей жизни и унаследованными предубеждениями. Разве может англичанин, француз, немец или американец обсуждать две мировых войны так же бесстрастно, как если бы он говорил о химической реакции? История, что бы о ней ни говорили, не является точной наукой. Она опирается на ограниченные и часто предвзятые свидетельства, а факторы, способные скорректировать предвзятость, часто недоступны. (Скажем, было бы очень полезно иметь историю римлян, написанную карфагенянином.) Клио, муза истории, имеет больше общего со своими поэтическими сестрами, чем с Уранией, музой астрономии и точных наук.