— Вот тот, кто вам нужен. Он устроит вам все лучше, чем я.
И сейчас, несколько лет спустя, Моро категорически отрицал версию о своей возможной роли диктатора. Он говорил суду:
— Вы пытаетесь доказать, что сторонники Бурбонов хотели провозгласить меня диктатором? Но я воевал против них с 1792 года, воевал успешно, и вы хотите, чтобы они были моими сторонниками? Все это полная чушь!
— Мы уже немало наслышались тут о ваших военных успехах, — злобно прошипел судья Тюрьо. — Но ответьте теперь суду, кому вы обязаны успехами в своей головокружительной карьере. Не вы ли продвигались по службе под эгидой изменника Пишегрю?
— Как вы можете так говорить? Генерал Пишегрю мертв! — крикнул Моро.
— И что с того? — усмехнулся судья Тюрьо.
— Призываю вас быть осторожным со словом «изменник». Революция уже наплодила столько «изменников», что не успевала работать гильотина, а ее нож, не успев обсохнуть от вчерашней крови, сегодня уже обрушивался на тех, кто еще вчера сам судил за так называемую измену.
Судья Тюрьо резко вскочил с кресла, его всего трясло от возмущения. По залу пробежал шумок, но его пресек председатель суда Эмар, долгое время молчавший, а теперь закричавший низким дрожащим голосом, что прикажет жандармам навести порядок.
— Оглянитесь вокруг! — продолжал Моро. — Здесь меня пытаются осуждать за общение с генералом Пишегрю, но как же тогда быть с теми его друзьями, которых мы сейчас наблюдаем довольными и благополучными. Вечером вы увидите многих из них во дворце Тюильри, они будут пить и танцевать!
Лицо Тюрьо сделалось белым как полотно. Он попытался перехватить инициативу и ехидно спросил:
— Но свидетель Роллан показал во время следствия, что вы все же контактировали с изменником Пишегрю в Париже. Вы даже говорили, что если Пишегрю удастся устранить первого консула, то вы употребите свое влияние в сенате, чтобы защитить его и его сторонников. Вы же говорили такое, не правда ли?
— Либо Роллан — человек, связанный с полицией, — ответил Моро, — либо он сделал подобное заявление из страха! Наверняка ему сказали, что он в ужасном положении: либо он пойдет как сообщник заговорщиков, либо как свидетель. Если он не скажет того, что от него требуют, значит, он сообщник, если скажет — он спасен. Все это только лишний раз подтверждает то, как проводилось следствие.
Судья Тюрьо вновь торопливо переменил тему:
— Ваша измена Франции доказывается характером ваших речей, в которых вы с завидным постоянством осуждали действия правительства, оскорбляя священную особу императора.
Моро возмущенно всплеснул руками: