Он тут же исчез, пообещав вернуться, как только все уладит.
Куда же он так спешил? Конечно, в полицию. Леблан был наводчиком. Он знал, что установлено вознаграждение 100 тысяч франков тому, кто укажет, где находится Пишегрю».
Потом Леблан как ни в чем не бывало вернулся к Трейлям, а в девять вечера проводил генерала к себе домой. Сам он сказал, что переночует у приятеля. Ночью полицейские при помощи дубликата ключей неслышно проникли в квартиру, где находился Пишегрю, и набросились на спящего. Комиссар Комменж написал потом в протоколе:
«Ворвавшись в комнату, мы увидели человека, в котором узнали бывшего генерала Пишегрю. Он, увидев нас, сел в кровати и вытащил из-под подушки пистолет, но выстрелить не успел, так как мои люди его опередили».
Три человека навалились на Пишегрю. Едва проснувшись, он почувствовал страшное давление чьих-то больших пальцев у себя на подбородке, остальные пальцы железным кольцом сдавили ему гортань.
— Смотри, не сломай ему шею! — крикнул кто-то.
С неимоверной силой, давление которой он все время чувствовал на своей шее, генерал был при поднятии приведен в сидячее положение, что дало ему возможность осмотреться вокруг себя и получше разглядеть нападавших. Очевидно, это были опытные в подобных делах субъекты. Сопротивляться было невозможно, но Пишегрю все равно минут 15 продолжал бороться. Наконец, совершенно обессиленный и израненный, он прохрипел:
— Все, я сдаюсь, отпустите меня.
Его завернули в одеяло, перетянули веревками, бросили в фиакр и повезли к Реалю на допрос.
— Ваше имя? — спросил государственный советник.
— Вы его знаете так же хорошо, как и я, — с презрением ответил генерал.
— Вы знакомы с Жоржем?
— С каким таким Жоржем?
— Тем самым, что прибыл из Англии, чтобы убить первого консула.
— Уж не думаете ли вы, что я могу быть связан с такими злодеями? — возмутился Пишегрю. — Я не знаю этого человека.
Пишегрю был красив, но тип его красоты нельзя было назвать симпатичным. Тонкие черты его лица были идеально правильны; все дело портил рот, контрастировавший с благородством черт верхней части лица. Это было умное и очень подвижное лицо, на котором выражение каменной решительности порой сменялось полным бессилием и неуверенностью.
— Откуда вы прибыли в Париж? — продолжал Реаль.
— Какая разница!
— С кем вы приехали?
— С самим собой.
— Знаете ли вы генерала Моро?
— Все знают, что раньше он служил под моим начальством.
— Виделись ли вы с ним после вашего приезда в Париж?
— Мы — военные. К тому же враги. В подобных условиях люди видятся друг с другом только со шпагами в руках.