Оборот «замалчивать бдительно» подразумевал не спонтанное решение каждого редактора, а сговор всех. Или, если точнее, заговор. Цель уже обозначена: нежелание противопоставлять Солженицына — Гроссману.
Свирский так объяснил «замалчивание», как счел нужным. Кстати, выбор был невелик. Иначе пришлось бы доказывать, что «поводыри русской эмиграции» долго опасались быть вовлеченными в интригу КГБ, а эта тема оставалась нежелательной — даже после свидетельства Войновича на Франкфуртской книжной ярмарке и его статьи в «Посеве».
Далее Свирский перешел к характеристике объекта «замалчивания». Подчеркнул: «Главный герой романа „Жизнь и судьба“ — свобода. Свобода, которой в родной стране нет. Никакая цензура не могла бы купировать, „сократить“ этого героя, ибо он жив в каждом, без преувеличения, образе, он пульсирует страхом и болью о потерянной свободе, памятным глотком свободы, жаждой воли вольной».
Получилось, что «поводыри русской эмиграции» не имели права называть себя «борцами за свободу», если сочли уместным «замалчивать бдительно» именно такой роман. А Свирский еще и добавил: «Но не эмигрантское свободомыслие — наша тема».
Главная тема, конечно, сам роман. И Свирский рассматривал в качестве примера беседу нескольких героев о советской политике: «Безоглядно смелый, рискованный — и по месту, и по времени (война, эвакуация) — разговор этот вызвал у его участника физика Штрума такой прилив духовной энергии, что привел к огромному научному открытию».
Свирский аргументировал вывод цитатой. Привел размышления самого Штрума о неожиданном открытии: «Странная случайность, вдруг подумал он, внезапная мысль пришла к нему, когда ум его был далек от мыслей о науке, когда захватившие его споры о жизни были спорами свободного человека, когда одна лишь горькая свобода определяла его слова и слова его собеседников».
Эпитет характерный — «горькая». Далее Свирский опять формулировал вопросы. Конечно же, риторические: «Но если тоскуют по воле все или почти все герои Василия Гроссмана, если они испытывают, как физик Штрум, прозрение — в редкие драгоценные мгновения свободы, — то что же происходит в стране, ведущей войну под знаменами свободы и демократии? Почему ученые, даже столь известные, как профессор Соколов, работающий со Штрумом, доходят до полного раболепия перед собственным государством, воспринимая „гнев государства, как гнев природы или божества?“…»
На такие вопросы, как утверждал Свирский, ответы дал сам автор романа. Почти что открытым текстом. В рукописи, предназначенной для московского журнала. Для этого ему пришлось прибегнуть к литературному приему, в высшей степени — для Гроссмана — рискованному.