Остальных воспитанников Дея нагнала за завтраком и, отыскав Лугуса, которому накануне обещала мёд, потребовала сдержать данное слово.
Лугус почему–то не хотел идти до конца — хотя Дея впервые видела, чтобы страх перед чем–либо перевешивал для него стоимость хорошей еды.
— Пошли, — сказал наконец он, когда завтрак уже подходил к концу и, выведя Дею из столовой, повёл вдоль реки, а затем остановился, укрывшись в тени молодого дуба.
— Вот, — прошептал он. — Смотри.
На берегу реки, кидая маленькие камешки в прозрачную воду, сидел юноша с длинными волосами цвета спелого каштана. Кудри его слегка колыхались на ветру, скрывая от Деи лицо, но в стройной фигуре абсолютно точно не было ничего, что заставило бы бояться или позволило распознать родство с фомором.
— Да что в нём такого? — спросила Дея так же шепотом.
— Ты что, не понимаешь? — спросил Лугус. — Он — убил Элбона. Говорят, что он станет одним из семи.
— Убил? — переспросила Дея. Видимо, слишком громко, потому что сидевший на берегу резко обернулся, и глаза его, малахитовые, с прожилками цвета яшмы, впились Дее в лицо.
— Бежим! — выдохнул Лугус, но Дея бежать не могла. Ноги её стали ватными, и она едва не рухнула на траву, как будто эти глаза пронзили её насквозь.
Лугус схватил Дею за локоть и, ломая ветки кустарника, почти что волоком потянул прочь.
А Девон остался сидеть, задумчиво глядя им вслед. В самом деле, с тех пор, как Элбон упал в овраг, к нему никто не подходил. Даже Кима, кажется, стала его сторониться.
Впрочем, Девон ничуть не волновался об этом — до сих пор. Ему было всё равно.
«Ещё один год», — подумал он, швыряя в воду очередной осколок гранита.
Шёл уже четвертый год его обучения в среднем круге. До испытания оставалось всего ничего, но и это было Девону безразлично. Его мир — настоящий мир, по которому он тенью скользил день ото дня, отвечал на удары ударами, которые были вдвое сильней. Девон не чувствовал ничего — плыл в тумане, как и вся эта забытая временем земля. И только в день посвящения молодняка из тумана, давно уже окутавшего его, живыми отблесками проступили серые, как дымчатый хрусталь, с тёмно–синими проблесками, какие можно увидеть в глубине моря поздней осенью, глаза.
Как ни старалась, Дея не могла выкинуть из головы мальчишку, которого видела на берегу реки.
Она думала о нём всю осень, всю зиму и всю весну. Думала перед сном и думала, просыпаясь рано утром, пока не придумала себе собственного Девона из рода Ястребов, сотканного из обрывков сплетен и собственных снов.
Имя своего кумира Дея узнала довольно быстро — понадобилось всего лишь несколько горшков с мёдом и парочка ломтей солонины.