Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века (Осповат) - страница 174

Страшныя судбы Божия: Сей иже на венчание царскою диадимою изыде, кровию своею венчася, а юноша кесарь незлобив, иже о кознех ничтоже ведяше, покровением руки Божия свободися от злокозненнаго сановника своего. Поганин Клавдиан сему удивляяся глаголет: Уже богов разрешаю, имже поносих, яко злых праведно не наказуют, и велие благополучие подают им. Ныне познах: яко того ради высоко возносят злых, да бы тяжчайшим падением низпадали.

Tolluntur in altum
Возносятся высочае,
ut lapsu grauiore ruant
Да падут жесточае.
(Цит. по: Шмараков 2015, 33)

В одическом языке Ломоносова этот мотивный комплекс появляется в политико-аллегорической картине падения Бирона, наследующей европейским инвективам против «мятежных феодалов» (см.: Пумпянский 1935, 113–118):

Что сердце так мое пронзает?
Недерск ли то Гигант шумит?
Не горыль с мест своих толкает?
Холмы сорвавши, в твердь разит? <…>
Проклята гордость, злоба, дерзость
В чюдовище одно срослись;
Высоко имя скрыло мерзость,
Слепой талант пустил взнестись!
Велит себя в неволю славить,
Престол себе над звезды ставить,
Превысить хочет вышню Власть <…>
Мой Император гром примает,
На гордость Свой перун бросает;
Внезапно пала та стремглав,
С небес как древня в ад денница;
За рай уж держит ту темница.
Ну, где же твой кичливой нрав?
(Ломоносов, VIII, 37–38)

В такой риторической обработке сюжет падения вельможи увязывается одновременно с образом божественного могущества и с уроком личного смирения. В оде Кантемира «Против безбожных» такой урок тоже опирается на политические доказательства божьей власти: «Низит высоких, низких возвышает». В четвертой и последней эпистоле «Опыта о человеке» Поупа вопрос о справедливости распределения земных благ и невзгод, богатства и бедности разворачивается в апологию политической иерархии:

Знай, что во всех делах господь, сей мир создавый,
Не особливые хранит, но общи правы.
Прямое счастье он не в счастьи одного
Изволил положить, но в счастии всего.
Нет счастья, кое бы так одному давалось,
Чтоб к обществу оно хоть мало не касалось <…>
Порядок первый есть создателев закон,
Который ежели исполнить должен он,
То должно людям всем конечно быть не равным,
Но знатным одному, другому же бесславным,
И нужно, чтоб один других превосходил
Богатством, разумом и крепостию сил. <…>
Неравенство даров нимало не мешает,
Чрез слабость каждого всех целость укрепляет.
Что каждо существо имеет разный вид,
Спокойство в естестве создатель тем крепит. <…>
Ни обстоятельства, нижé другá причина
Не может пременить сего в природе чина.
Царь, раб, предстатели, терпящие напасть,